До дома они доехали быстро. Павлик спал, обняв плюшевого медведя. Геля постояла над кроватью сына, хотела осторожно убрать медведя, но не стала. Она потом объяснит мальчику, что он уже вышел из того возраста, когда обнимают игрушки.

Вадим успел сварить кофе.

– Знаешь, на договорах по нашему направлению таких денег, которые Славка пропускал через фирму, все равно не бывает. Это совсем другие деньги…

Геля слушала вполуха. Подвинула себе чашку, села за стол, подняла на мужа глаза и тихо попросила:

– Вадик, обними меня!

С самого утра Никита следил за черным внедорожником. Он проснулся рано, быстро оделся, постоял около спящей Кати и ушел, оставив на столе записку.

Записка была простая: «Послежу за джипом. Взял твою машину. Вечером идем в гости, не забудь. А. Н.»

Хотелось написать что-нибудь ласковое, но писать записки он не умел и возвращаться не стал.

Внедорожник стоял там, где накануне его оставила женщина.

Никита планировал воспользоваться Катиной машиной и проследить за женщиной, но припарковаться рядом ему не удалось, и он приткнул машину у выезда из двора. Бог даст, успеет сориентироваться и выследить дамочку.

Однако наблюдать за внедорожником, сидя в машине, не представлялось возможным, и Никита вынужден был вести слежку с улицы.

Он ходил кругами, не выпуская иномарки из виду, возвращался. Несколько раз погрелся в Катиной машине.

Но когда женщина вышла из подъезда, он уже замерз до чертиков и начинал злиться. Женщина была не одна. Ее спутника Никита видел впервые, и, побоявшись упустить «объекты», начал снимать их камерой телефона, практически не скрываясь.

Пара не обращала на него никакого внимания. Женщина села за руль, мужчина рядом. Внедорожник резко рванул с места, а Никита пошел к подъезду Катиного брата.

Брат Всеволод раннему визиту не удивился. Даже не стал спрашивать, кто его беспокоит. Домофон запиликал, и Никита вошел внутрь.

– Привет, – поздоровался он, когда Всеволод открыл дверь.

– Здарссте, – насторожился парень. – Что с Катькой?

– С ней все в порядке, – успокоил Никита и сунул Всеволоду под нос телефон. – Посмотри, знаешь этого парня?

Катин брат озадаченно пригляделся, отодвинул руку Никиты.

– Я ему машину продал. А что?

– Когда? – облегченно выдохнул Никита. – Когда ты продал машину?

– Да недавно совсем! Неделю назад. А что?

– Ничего, – сказал Никита и засмеялся. – Ты следил за Катей неделю назад?

Парень тяжело вздохнул и неохотно произнес:

– Ну я!

Никита думал, Всеволод опять спросит: «А что?» – но он не спросил.

Надо было раньше догадаться. Человек в иномарке не хотел нападать на Катю. Он ее защищал.

Сестра рассказала про выстрелы, и брат Всеволод какое-то время ее охранял. Никита только теперь его узнал, это он шел за Катей, когда сам Никита впервые проследовал за ней до этого дома.

– На меня наезжали, – виновато признался Всеволод. В этот момент он был очень похож на Катю. – Я боялся, что это из-за меня ее… У меня деньги вымогали.

– Теперь все в порядке?

– Да, – уверенно сказал Всеволод.

Никита подумал и попросил:

– Сделай мне чайку! Я замерз очень.

Через час он оставил Катину машину рядом с родительским подъездом. Парковка здесь была платная, но другого места Никита искать не стал.

Заглянул в холодильник, нашел котлеты в контейнере, съел одну, ленясь разогреть, и позвонил матери.

– Я вечером приду с девушкой, – сообщил Никита. – Ее зовут Катя.

Мама лишних вопросов не задала. Она и вчера не задала лишних вопросов, когда он предупредил, что не придет ночевать.

Мама ничего не спрашивала, но он добавил:

– Она тебе понравится. Она очень хорошая.

Делать до вечера было нечего. Никита улегся на диван, попробовал читать, но отложил книгу. Снова потянулся к телефону и позвонил Кате. Просто так, чтобы услышать ее голос.

Катя ответила не сразу, и, хотя бояться за нее больше причин не было, он успел почувствовать гнетущую тревогу. Если с ней что-то случится, он не сумеет даже заснуть снова. Он просто умрет.

Катя ответила, и про тревогу Никита сразу забыл.

Без помощи бухгалтера Ротнев проворачивать свои денежные операции не мог. Бухгалтера Марину Савельевну Вадим нашел еще в то время, когда сам занимался фирмой. Тетка ему нравилась, и представлять, как она на пару с генеральным директором его обманывала, было противно.

Марина Савельевна работала на заводе, который сдавал часть своих корпусов коммерческим фирмам. Снимал там офис и Вадим.

Познакомились они в курилке. Женщина всегда приходила курить одна, Вадим тоже. Со временем они начали друг другу симпатизировать и часто разговаривали. Тетка была почти пенсионного возраста. Закурив, она обычно доставала телефон, звонила ребенку-школьнику, спрашивала про отметки и уроки, весело смеялась, когда отметки были хорошие, и смеялась сокрушенно, когда отметки были так себе.

Она вообще производила впечатление человека неунывающего и относящегося к жизни с большим юмором.

– Сын? – как-то спросил Вадим.

– Внук, – быстро ответила женщина и впервые показалась Вадиму совсем не такой веселой, какой хотела казаться.

– А его родители? – спросил он.

– Погибли. Несчастный случай, – скупо ответила она.

По-настоящему невеселой он увидел ее только однажды. Марина стояла, прислонившись спиной к грязной стене курилки, как будто держаться на ногах без опоры у нее не было сил. Она тогда вымученно улыбнулась Вадиму, а он заметил у нее под очками слезы.

Очки у нее были с толстыми стеклами. Только когда Марина их снимала, можно было заметить, какие огромные и красивые у нее глаза. В молодости она, по-видимому, была настоящей красавицей.

– Неприятности? – закурив, спросил Вадим.

– Да, – кивнула Марина. – Неприятности.

Она отвернулась, подошла к окну.

Вообще-то Вадим никогда не лез к малознакомым людям с расспросами, а тогда настойчиво спросил:

– Что случилось?

– Меня увольняют, – не поворачиваясь, ответила женщина.

И сгорбилась, как древняя старушка. Вадиму захотелось немедленно уйти, чтобы не видеть чужого горя.

– Вы кто по специальности? – Вадим сбросил пепел и тоже подошел к окну.

– Бухгалтер.

Он слышал краем уха про большое сокращение на этом предприятии. Про сокращение говорили в лифтах, в столовой. Вадим старался не слушать, увольняемым он сочувствовал, но помочь никак не мог.