Кашечкин с ужасом понял, что совершенно голый лежит под взглядами двух мужчин и, о ужас, двух женщин! Да к тому же Фан Ки Ну при этом саркастически улыбается. Кашечкин заерзал, нашаривая одеяло, и попытался сесть. Вспыхнула боль в животе, и он упал на спину.

– Ишь ты! – поняв его движение, усмехнулся Шульц и поправил одеяло. – Можешь не стесняться доктора. Кстати, вы знакомы?

Кашечкин отрицательно покачал головой.

– Это Наталья Ивановна, врач из посольства.

– Очень приятно, – Наталья Ивановна подала ему руку.

Кашечкин вяло пожал ее и умирающим голосом спросил:

– Что со мной, доктор? Аппендицит, да?

– Аппендицит захотел? – Шульц рассмеялся. – Благородную болезнь? С операцией? Почти что ранение? Не выйдет, дружок. У тебя болезнь грязных рук. Ручонки перед едой мыл? Воду кипятил? Овощи-фрукты мыл кипяченой водой, с мылом?

– Так ведь негде было, – покраснел Кашечкин.

– Видите, доктор!

– Да, – кивнула Наталья Ивановна, – преступная халатность в боевой обстановке. А в итоге дизентерия.

– Что? – всхлипнул Кашечкин.

– Дизентерия, – едва слышно повторил Шульц и, наклонившись к самому уху, прошептал, – Мучительная смерть от поноса на поле сражения.

– Я умру, да? Только маме не рассказывайте. И Свете не говорите!

– Вот такие у нас бойцы. – Глаза Шульца улыбались, и тут только до Кашечкина дошло, что он шутит.

– Не умрете. Но еще неделю будет очень плохо, – ответила Наталья Ивановна, – так что еще неделю проведете здесь. У нас ухаживать за тяжелыми некому, а доктор Тхиеу эту болезнь хорошо лечит. Потом переведем вас в посольство, и я сама вами займусь.

– Извините, я пост оставил, со мной столько хлопот…

– Да, нехорошо, – кивнул Шульц, – но ты не беспокойся, выздоравливай скорей. Я нашел тебе временную замену, так что месяц можешь лечиться. Буду тебя навещать, но не часто, дел, сам понимаешь, по горло. А вот Фан Ки Ну будет каждый день тебя навещать. Фан Ки Ну, ясно?

– Да. – Фан кивнула. Она молча стояла возле койки Кашечкина, слушала разговор и смотрела. Глаза у нее были грустные.

– Это приказ – поставить лейтенанта Кашечкина в строй как можно скорее.

– Служу трудовому народу! – Фан Ки Ну по-военному вытянулась.

– Замечательно. Спасибо большое, доктор! – Шульц пожал руку пожилому вьетнамцу. – Оставляю его вашим заботам.

– Доктор просит, – Фан Ки Ну начала переводить ответное щебетанье врача, – прислать ему лекарства по списку.

– Наталья Ивановна, у нас все это есть? – спросил Шульц.

– Есть, – она кивнула.

– Пришлем. Наталья Ивановна будет приходить и осматривать его.

– Что ж, пусть приходит, – перевела Фан Ки Ну. – Доктор говорит, что он очень хорошо лечит и ему будет приятно показать свои методы русскому коллеге.

– Какие такие методы? – Наталья Ивановна вспыхнула, – разве они умеют лечить? Разве у них методы? Принятые здесь методы лечения не прошли бы экспертизу Минздрава!

– Доктор является бакалавром медицины! – заметила Фан.

– Вот, что я говорила! Всем известно, что бакалавр – это студент, еще не получивший диплома. А Минздрав не признает методов, не имеющих научной основы.

– Доктор говорит, что с радостью поделится с коллегой своим опытом. – Фан Ки Ну едва успевала переводить.

– Без прочной научной основы лечение невозможно! – отрезала Наталья Ивановна.

– Доктор говорит, – продолжала Фан, – что весь его практический опыт в распоряжении советских коллег.

– Спасибо! – Шульц вежливо поклонился, схватил Наталью Ивановну под локоть и быстро вывел из палаты.

Бедный Кашечкин остался в руках доктора Тхиеу, который тут же радостно стянул с него одеяло и на глазах у невозмутимой Фан Ки Ну начал снова ощупывать живот и измерять пульс.

На следующее утро доктор, получивший все необходимое у Натальи Ивановны, с утроенной силой принялся за лечение. Особую радость ему доставляло то, что в его руки попал не простой пациент, а прославленный советский офицер, болезнь которого доктор так хорошо может лечить. Половину лекарств доктор тут же отложил, справедливо считая, что у советских и так всего много, а его пациентам эти лекарства тоже нужны. Чтобы как-то сгладить и стушевать неприятные вопросы, которые все-таки могут возникнуть у пронырливой русской докторши, доктор Тхиеу взвинтил свое усердие и любезность до немыслимых пределов. Немного подумав, он даже сделал Кашечкину укол полной дозой, а не половинной, как намеревался.

В общем, Кашечкина окружили совершеннейшей заботой и лаской. Ему ежедневно застилали чистое белье. Из его палаты вынесли всех соседей, оставив Кашечкина в одиночестве. Для его стола достали свежую курицу, из которой сварили бульон. Половину бульона Кашечкин выпил через трубочку, и ему заметно полегчало. Оставшуюся половину за здоровье Кашечкина употребил обслуживающий персонал.

Фан Ки Ну явилась в первый же день утром. Кашечкин едва оправился, но уже мог нормально разговаривать. Фан Ки Ну деловито выложила принесенные сушеные бананы, переставила пузырьки на тумбочке и начала вытирать пыль. Кашечкин, млея от удовольствия, наблюдал ее быстрые и ловкие движения. Никогда раньше такая красивая девочка не ухаживала за ним, не занималась его хозяйством. Женатые товарищи рассказывали ему, как это приятно, но он слушал, не понимая.

– Фан Ки Ну, – превозмогая смущение, обратился он, – скажите, а откуда вы так хорошо знаете язык?

– Хорошо? – полувопросительно сказала она, отложив веничек для пыли и присаживаясь на край койки.

– Вы очень хорошо говорите по-русски.

– Я училась в Советском Союзе.

– Учились?

– Да. В Университете дружбы народов.

– Это в Москве?

– Да, в Москве.

– Ух ты! – обрадовался Кашечкин. – Здорово! Что, и жили в Москве?

– Да, пять лет.

– Надо же! А мне так и не пришлось в Москве поучиться. Даже пожить удалось не больше месяца, хотя у меня там мама.

– Меня наше правительство отправило, сразу после революции.

– И как вам Москва, понравилась?

– Красивый город. Такой спокойный, а главное, мирный. Никто не бомбит, не то, что здесь.

– Да, Москву даже в войну почти не бомбили, – встрепенулся Кашечкин, перейдя на любимую тему. – Наши войска ПВО были столь сильны, что немцы не могли прорвать оборону.

– Да, – кивнула Фан Ки Ну, – это хорошо. А у меня муж погиб под бомбежкой.

– Кто? – Кашечкин поперхнулся. – Вы разве замужем?

– Была, конечно. Женщине в моем возрасте неудобно без мужа и детей.

Фан Ки Ну спокойно сидела на краю койки. Ее маленькая фигура, узкие бедра, едва наметившаяся грудь девочки-подростка создавали впечатление школьницы. Кашечкин задумался, как бы половчее разузнать подробности.

– Давно вы замуж вышли? – хитро спросил он.

– Давно. Три года назад, как только из Москвы приехала.

– А ребенок у вас есть?

– Да. Сын. Ему два года.

– Так сколько же вам лет?

– Один, два… – Фан Ки Ну шепотом произнесла русские числительные, вспоминая. – Двадцать шесть лет.

– О! – изумленно хлопая глазами, Кашечкин посмотрел на нее. Совершенно гладкая