– А нас под Керчью.

– А нас потом в Сталинграде!

– И нас под Сталинградом!

Рузаев и Шульц переглянулись.

– А у вас дети есть? – неожиданно поинтересовался Шульц.

– Есть. Две дочки в школе учатся, одна уже в десятом классе. Жена Настюша дома ждет. Вот.

Рузаев достал фотографию, завернутую в целлофан, и нежно разгладил ее на колене.

– Красивая, – Шульц посмотрел на фото и вздохнул, – и дочки замечательные. А я вот не женат.

– Не страшно, вернетесь домой и женитесь.

Рузаев любовно посмотрел на фотографию.

– Вряд ли женюсь. Старый уже, – усмехнулся Шульц.

– Найдете себе красавицу и умницу.

– Такую?

– Нет, такую уже не найдете. Эта уже моя, – Рузаев аккуратно убрал фотографию, – она такая единственная и неповторимая. Замечательная!

– Вы счастливый человек, – заметил Шульц.

–Счастливый. А знаете почему? Мне есть за что воевать и есть о ком заботиться.

Они бы посидели еще немного, пользуясь редкими минутами затишья и глядя на хлопоты вьетнамцев. Но разверзлись хляби небесные, и хлынул дождь. До сухого курортного сезона еще далеко.

***

То, что затевается особенная операция, понимали все, от командования до рядовых. Рузаев, Кашечкин, специально сопровождавшие комплекс Шульц и полковник Тхи Лан закрылись в кабине управления и не выходили оттуда. Они совещались. Как только стемнело, дивизион быстро снялся с позиции и всю ночь ускоренным маршем двигался по узким кривым тропам под гигантским пологом дождевого леса. Только под утро они свернули на заранее расчищенную позицию и стали разворачиваться.

Недалеко от них, за стеной леса, пролегала одна из главных транспортных артерий этой страны, тропа Хо-Ши-Мина. По ней днем и ночью шли машины с оружием для измученной войной страны.

Американцы люто ненавидели ее и всеми силами пытались прекратить движение. Но разве американский пограничник остановит вьетнамского «челнока»?

Основной тракт состоял из множества дорог, троп и тропиночек. Авиация бомбила их, но на месте уничтоженного тут же возникал новый путь и новый склад.

Комплекс не успели еще и наполовину развернуть, как взвыла сирена воздушной тревоги. Вьетнамские солдаты мгновенно забросали ветками открытые части установки и исчезли в укрытиях. Даже с земли позиция просматривалась весьма смутно, а уж о том, чтобы увидеть ее с воздуха, не было и речи.

– Летит, охотничек! – Шульц прислушался к далекому гулу мотора.

Ровный звук прервался треском пулеметов, затем раздались выстрелы пушки. Грохнуло эхо далеких взрывов.

– Кого-то накрыл, – злобно откомментировал Шульц.

– Одну машину. Стрелял мало, – пояснил Тхи Лан.

– Часто они так летают? – спросил Кашечкин.

– Два-три раза в день, – кивнул Тхи Лан.

– А людей много гибнет?

– Много.

– Пора это прекратить, – заметил Рузаев.

– Пора, – отозвался Тхи Лан, – если прекратятся налеты охотников, партизаны ни одного американца из леса живым не выпустят. Янки сами ничего не могут. За них авиация воюет.

Гул самолета постепенно стих, и Рузаев встал было, собираясь подать команду отбоя, но Шульц жестом остановил его.

– Он сейчас вернется. Это переделанный транспортник, он долго летать может.

Вдали раздались еще взрывы, затем гул мотора вновь приблизился. И лишь когда он совсем стих, Рузаев продолжил подготовку.

Готовили операцию не только Шульц и Тхи Лан. Капкан, который ставили на «охотников», был весьма масштабным. Пока Рузаев и Кашечкин заряжали пусковые установки и проверяли локационную аппаратуру, вьетнамские партизаны готовили наживку. Зная, что американцы слепо доверяют аппаратуре и без нее бессильны, они заранее разведали с десяток мест, где были разбросаны микрофоны. На ряд просек специально выкатили старые негодные машины. В секторах действия тепловых, звуковых и телевизионных обнаружителей приготовили столько гремящих бочек, что могли создать впечатление перемещения целой армии.

– Товарищ полковник, а что это за «охотник»? – спросил Кашечкин.

– Это из транспортных самолетов делают специальные штурмовики. Называется «ганшип» – самолет с ружьем. Летают и из пушек и пулеметов стреляют по машинам и людям. Так и висят в воздухе над тропой, долго летают, медленно…

– А нас они не того? – Кашечкин прищелкнул пальцами.

Рузаев усмехнулся.

– Нет. Это не «Фантомы». У них и оружия-то порядочного нет, они только на совершенно беззащитных охотятся.

– Спасибо, понял!

Кашечкин встал за спиной у операторов– вьетнамцев, которые завершали подготовку. Похлопав одного по плечу, он укоризненно покачал головой. Вьетнамец обернулся и извиняюще-недоуменно посмотрел на него. Кашечкин протянул руку и переключил тумблер автоматики.

– Син лой той куен12! – чирикнул оператор.

– Впредь будь внимательнее! – Кашечкин вновь похлопал его по плечу и пошел на свое место.

На пульте Рузаева пискнул зуммер. Он снял с крепления наушники, надел их и стал слушать.

– Внимание, тревога! Две цели с юго-востока.

Кашечкин включил систему и начал быстро разворачивать антенну.

– Есть цель в зоне поражения! Стреляем?

– Погоди! – остановил его Рузаев, – пусть побольше соберется.

Тем временем Тхи Лан с Шульцем начали в джунглях свое представление. Сотня партизан застучала возле микрофонов, завела двигатели старых машин, покатила по дороге пустые бочки.

Кашечкин видел, как один «охотник» развернулся, пошел на ложную цель и начал интенсивный обстрел бензиновых бочек. Часть из них загорелась.

Рузаев, точно ознакомленный с планом, понимал, что американское командование видит сейчас движение, по крайней мере, пяти грузовых колонн по главным тропам, и ждал. И дождался.

– Еще две цели, сектор три-два-пять! Идут курсом сто четыре! – отрапортовал Кашечкин, впившись глазами в локатор.

– Воронье слетается.

– Товарищ командир, стреляем?

– Ждать!

Через минуту Кашечкин снова доложил:

– Еще цель, три-три-ноль.

– Итого, их пятеро. Все в зоне поражения?

– Все. Тихоходные, низколетящие.

– Цель три на сопровождение! – Рузаев весь подобрался.

– Есть ручное по высоте!

– Есть ручное по дальности!

Кашечкин сноровисто распределил цели по операторам.

– Готов к стрельбе!

– Пуск!

Каждый выстрел занимал минуту. Кашечкин, проводив одну ракету, мгновенно переключался на другую цель. Через пять минут у них кончились ракеты. Единственный уцелевший «ганшип» удирал на юг, к своим. Озабоченные вьетнамцы уже волокли к пусковому станку новую ракету. Американец оказался шустрее и успел-таки удрать от бойцов Вьетконга.

Мокрый от жары и напряжения Кашечкин выскочил под дождь, где вьетнамцы поставили-таки уже не нужную ракету.

– Все! – громко закричал он, пытаясь перекрыть шум небесного водопада, – отбой! Разряжай!

Его крик заглушила сирена отбоя, включенная Рузаевым.

Колонна была уже на марше, когда ее догнали на «газике» Шульц и Тхи Лан. Они залезли в головную машину к Рузаеву и тут же, без комментариев, кинулись его обнимать.

– Понимаете ли вы, товарищ, – быстро заговорил Тхи Лан, – что у нас теперь будет две недели спокойной жизни?

Рузаев кивнул, а Тхи Лан продолжал:

– Вы теперь, – он показал на колонну, – можете ехать не маскируясь. Никто не прилетит.

– Некому летать, – пояснил Шульц, – дорога расчищена.

– Ну, это вы слишком