Борис Лазаревич даже законспектировал «инструкцию» и только напоследок спросил:

– А с этим инициативником, как его, Стеценко – что делать? Мы ведь общались по телефону, мне его порекомендовал вполне уважаемый человек.

– При случае я вам об этом «уважаемом» расскажу. – Я невольно улыбнулся, представив гипотетический диалог Биренсона и Канторовичем. Нет, впрочем, наверное, Абрам сам никак не контактировал с важным совслужащим, а подрядил кого-то.

– Или всё о нём расскажет ваш начальник охраны – он обязан быть в курсе, – подавив улыбку, продолжил я. – А Стеценко? Не ваша забота. Пусть его хозяева беспокоятся, да поскорее, пока мастера из «МИМ/МИМ» ремень ему со спины не сдерут и морской солью не посыплют.

– А дальше – как? – осторожно спросил Борис Лазаревич.

– Два-три дня – и в представительстве будет надёжный переводчик.

Я полагал, что Биренсон обеспокоился о собственной судьбе и о торгпредстве. Собственно, так оно и было. Сначала Борис Лазаревич спросил по делу, как бы уточняя:

– С Амиром-то как?

А потом свернул на больную тему и, жестом показав на потолок, – начальство, мол, там, как оно на всё это посмотрит, – спросил, заглядывая мне в глаза:

– И мне не хотелось бы… Сами понимаете – хотелось как лучше, в общих интересах.

Что я мог сказать? Только это:

– Не мне решать. Но постарайтесь впредь работать как лучше – Родине это нужно. А с этим вашим Амиром… Полагаю, сам уйдёт, когда станет понятно, что раскрыт он как агент охранки и что участвовал в провокации, затрагивающей интересы англичан.

Толцыте и отверзится вам[13]

В кабинете председателя Высшего монархического союза в Константинополе, в присутствии графа Чернова, капитан Стеценко пытался связаться с Биренсоном, но пока что безуспешно. Секретарь вежливо, но холодно каждый раз сообщал, что с Борисом Лазаревичем сейчас переговорить нельзя – занят, срочное совещание… срочные переговоры… срочный документ… приказал не беспокоить.

В кабинете в отличие от прочих помещений они были только вдвоём и никак не ограничивали себя в тематике разговора. Разве что Чернов выжидал удобного момента, чтобы перейти к тому, что накануне обсуждал с Борисом Петровичем Орловым.

– Бог знает что! – возмущался Стеценко. – «…Совещание, переговоры». И когда только успели нахвататься всей этой волокиты от старой доброй русской бюрократии!

– Ничего, попытайтесь через полчаса, – меланхолично бросил Алексей Андреевич Чернов, полагая, что приближается важный момент в разговоре.

– Да уж, конечно. – Стеценко оторвал изжёванный мундштук длинной турецкой папиросы. – Просто так не оставлю. Важнейшее дело!

Однако же у его сиятельства графа были на этот счёт несколько иные соображения.

– Что касается важнейшего… Полагаю – это наше коллегиальное мнение – что сейчас пришло время всерьёз подумать о вашем возвращении в Россию со специальными заданиями. Это более соответствует вашему уровню и возможностям.

Реакцию капитана было нетрудно предугадать.

– Легально? Алексей Андреевич, с моими прошлыми «заслугами» большевики если не прямо у причальной стенки, то уж в ближайшей тюрьме точно расстреляют.

По лицу графа Чернова едва ли можно было предположить, что подобная перспектива не обсуждалась.

Капитан, выждав пару секунд, спросил:

– Или выезжать нелегально? С чужими документами?

– Это лишь усугубило бы ситуацию, – сказал граф таким тоном, каким читают нотацию не слишком старательному школяру. – Непременно опознают и привлекут. По всей строгости. Нет, именно легально – надо воспользоваться благоприятным моментом, пока большевики агнцев милосердных и веру в чистосердечное раскаяние разыгрывают.

– Боюсь, на меня это их милосердие не распространится. – Стеценко никак не хотел показать Чернову открытое неприятие такого предложения. – То, что Якова Романовича приветили – так он мало того, что фигура знаковая, так он же и здесь, в Константинополе, держался в стороне и от нас, и от прочих непримиримых.

Очередное напоминание о генерале Слащёве, которого долгое время считали убеждённым монархистом, – это даже было одной из причин взаимной неприязни Якова Романовича с бароном Врангелем, возможно, что и большей причиной, чем известное позёрство и авантюризм генерала, – вызвало у Чернова пароксизм раздражения. Но граф быстро овладел собой и сказал почти спокойно:

– Вам следует попробовать получить от Совдепии персональные гарантии безопасности. По их реакции на ваше обращение можно будет многое понять. В чрезмерном риске мы, сами понимаете, не заинтересованы.

Капитан в последнем был не слишком уверен, но показывать это Алексею Андреевичу не следовало. И Стеценко сказал только:

– Некоторое прощупывание почвы я уже производил.

– Вот и славно, – благожелательно изволил сообщить Чернов. – Это вы о переписке с бывшим сослуживцем, Петровским?

– Так точно. Петровский сообщал, что знает «верных людей», и допускал возможность моего внедрения в советские учреждения или даже в ЧК через его посредничество.

– Да, нам известна ваша переписка, – не преминул граф показать свою осведомлённость. – Но напоминаю, что Петровский ещё недостаточно проверен.

– Это можно будет сделать на месте, в Севастополе, – капитан вроде как забыл на минутку, что речь идёт о нём самом и в условиях реальной опасности, и рассуждал только как профессиональный контрразведчик. – Не раскрывая сразу карты.

И Чернов тут же подхватил в сугубо деловой интонации, как инструктируя профессионала:

– Ваш опыт, полагаю, не подведёт. Мы, со своей стороны, предоставим вам несколько имён агентов, которых можно, по необходимости, сдать чекистам. Для укрепления доверия – и потому, что эти люди утратили для нас ценность.

– Но всё это будет иметь смысл, – опомнился Стеценко, – если я получу реальные гарантии безопасности.

– Естественно. Тогда и обсудим весь круг возможных и необходимых действий. Так что не откладывайте с прошением, – продолжил Алексей Андреевич деловым тоном. – А сейчас вам пора перезванивать «товарищу» Биренсону.

Чуть позже в Симферополь ушла шифровка:

Срочно.

Секретно.

Пред. Крым ЧК

Прошу согласовать и дать поручение нашему посольству/консульству в Константинополе произвести, по его обращению, выдачу официальных гарантий безопасности и трудоустройства по специальности в Р.С.Ф.С.Р. бывшему офицеру, капитану Стеценко М.Л.

Канал РС-2 – Ян.

В ритме скетча

На той же явочной квартире в Константинополе, в присутствии Златина, происходил у нас ещё один разговор с Абрамом Канторовичем.

После короткого приветствия и предложения присесть, я произнёс в приличествующем случаю тоне:

– Итак, Абрам Моисеевич, ваше пожелание о принятии вас в секретные сотрудники ЧК одобрено.

– Да-да, благодарю, ну то есть я согласно поддерживаю, хотя не помню, чтоб я так прямо сказал про записаться в сексоты.

По реакции Канторовича можно было в известной мере усомниться в энтузиазме, вызванном сообщением. Но, как оказалось, соображения Абрама Моисеевича касались не только, или не столько, идеологической стороны.

– Так я сейчас напишу письмо Яну