Можно сколько угодно спорить – и спорят – со старым чекистом. Но факт есть факт: именно коммунистическое прошлое Мияги послужило причиной раскрытия сети.

Многие исследователи просто-напросто отказываются верить в то, что все произошло так, как произошло. Слишком много было вещей, которые неотвратимо вели группу к провалу.

М. И. Сироткин отмечал в своей записке:

«Установившееся в течение последних четырех лет предвзятое отношение к “Рамзаю” как к “двойнику” неизбежно привело к резкому понижению качества руководства резидентурой со стороны Центра. Раз резидент – “двойник”, то резидентура работает под контролем противника и рано или поздно бесспорно обречена на провал. Пока она существует, надо ее использовать по мере возможности, но нет смысла тратить усилия на ее укрепление или развитие…»

И на самом деле возникает такое ощущение, что Центр не рассчитывал использовать группу Рамзая долго и потому стремился выжать из разведчиков все, что возможно. Начиная с 1938–39 годов Рихард постоянно просился в Союз, хотя бы на время, на отдых – и неизменно получал отказ.

«У меня такое впечатление, – пишет он в июне 1939 года, стараясь использовать в своих целях возникшие в последнее время трудности работы в германском посольстве, – что лучший период моей работы здесь на месте уже прошел совсем или, по крайней мере, на долгое время… Вернейшим я считаю новые начинания с новыми силами. Мы же постепенно становимся использованными и ненужными…

Фрицу[31]в его работе пока везет… Однако и здесь я могу повторить мою старую просьбу еще раз: посылайте новых людей, по меньшей мере в качестве помощников, которые смогут служить заменой. Это ж не дело, что всю работу практически ведут я и Фриц. Мы должны были много лет тому назад получить помощь…»

Центр ничего не сделал, резидентура осталась в том же составе.

В январе 1940 года новое письмо:

«…Фриц страдает серьезной сердечной болезнью… не приходится более рассчитывать не его выздоровление и тем более на возвращение им былой работоспособности. Лечащий врач заявил мне, что даже при полном изменении его образа жизни и работы он сомневается, чтобы Фриц прожил более двух лет… Необходимо, чтобы Фриц самое позднее в начале будущего года после передачи своего легального дела и воздушной работы мог бы поехать домой для серьезного лечения и отдыха…

…Я хотел бы, господин директор, чтобы вы мне ответили на следующие вопросы: могу ли я рассчитывать сразу же по окончании войны вернуться в Центр, где бы я мог наконец остаться…»

И так все время. В его письмах руководству, в письмах жене все время сквозит: домой, домой… Я устал, мне уже сорок пять лет, я одиннадцать лет работаю на вас, сколько же можно? А в ответ: надо остаться, надо поработать еще. И он обреченно отвечает: «Как бы сильно мы ни стремились отсюда домой, мы, конечно, выполним ваше указание и будем продолжать здесь работу…». А Кате пишет: «Основное сейчас приехать домой, ибо здесь собачья жизнь в буквальном смысле этого слова. Будь бы это еще другая страна! А эта, побери ее черт…»

Рихард не все знал. Ему не было известно, что группу хотели отозвать в 1937 году, но, к счастью, передумали. Затем его собирались отозвать еще раз, теперь уже вняв этим отчаянным просьбам. И вот что из этого вышло – рассказывает М. И. Иванов.

«Примерно в середине декабря 1940 года мы получили от Зорге телеграмму с просьбой разрешить ему приехать в Москву “в связи с физической и нервной усталостью”, а также для проведения операции и лечения старой травмы в стационарных условиях. Попутно Зорге сообщал, что в отдыхе и лечении нуждаются также Макс Клаузен и Бранко Вукелич. Он считал, что остальная часть резидентуры под руководством нелегала “Коммерсант” с успехом может выполнять работу в течение нескольких месяцев.

Командование разведуправления склонялось к тому, чтобы удовлетворить просьбу Зорге и предоставить ему отпуск на шесть месяцев».

Однако в дело вмешалось непредвиденное обстоятельство. Начальник ИНО НКВД П. М. Фитин сообщил:

«По нашим данным, немецкий журналист Зорге Рихард является немецким и японским шпионом. Поэтому после пересечения государственной границы СССР сразу же будет советскими органами арестован…».

Спасибо, как говорится, что предупредил. Сам разведчик, Фитин знал цену хорошему нелегалу. Естественно, Зорге извещать об этом обстоятельстве не стали, просто объяснили, что нужно еще поработать. Однако к 1941 году и Рихард, и Макс, и Бранко были уже вымотаны до предела. А обстановка становилась все сложнее и сложнее, слежка все плотнее, и все больше возрастала вероятность ошибки просто из-за усталости или нервного срыва…

Это первое обстоятельство, которое неотвратимо вело группу к провалу. Есть и другие. Когда разведчицу Марию Полякову спросили о причине многочисленных провалов резидентур в 1941–42 годах, она ответила: в основном из-за того, что разведчиков заставляли работать на рации часами, не считаясь с опасностью. Трудно сказать, что было тому причиной – то ли низкая квалификация руководителей разведки, то ли просто пренебрежение правилами безопасности – какая там осторожность, когда идет война! В итоге этого героизма многие сети был разгромлены, а если уничтоженный при лобовом штурме высоты пехотный батальон можно заменить другим, то нелегальные сети выращиваются годами, и за короткий срок новые не создашь. Макс Клаузен тоже выходил в эфир ежедневно, пренебрегая всеми правилами безопасности, и, несмотря на то что он вел передачи из нескольких точек, его раскрытие было лишь вопросом времени.

Да, разведчики невероятно устали, да, Центр руководил ими далеко не лучшим образом, да, Клаузен работал на рации невероятно много, и любой из этих факторов мог послужить причиной провала. Но роковую роль в судьбе группы сыграли не эти объективные причины, а нарушение старого-старого запрета привлекать коммунистов для работы в разведке…

Впрочем, первый звонок прозвенел раньше, еще в 1940 году, о чем сам Зорге, возможно, и не узнал. Тогда сыграла свою роль плохо продуманная легенда. Эту историю поведал в своих мемуарах Вальтер Шелленберг.

В 1940 году фон Ритген, глава Германского информационного бюро в Берлине, попросил его «проверить в соответствующих органах гестапо дела Зорге с целью определить, нельзя ли найти возможность оградить Зорге, как ценного и нужного информатора, от препятствий, которые ему чинит токийская организация нацистской партии в связи с его политическим прошлым». Рихард тогда был заместителем начальника Германского информационного бюро в Токио, и Ритген очень высоко оценивал его информацию. В чем там было дело – неясно. Может быть, «шанхайские грехи» отозвались, кстати, сам Рихард примерно в это же время глухо упоминал что-то о проблемах, связанных с шанхайским прошлым. А может статься, какой-нибудь вновь прибывший торговец или чиновник взглянул на знаменитого журналиста и воскликнул про себя: «Да ведь это тот самый парень, который в 1918 году в Киле заправлял всем в Совете!». Или всплыло еще что-нибудь из его бурной биографии. В общем, у токийских нацистов возникли какие-то сомнения, и произошло то, чего сам Рихард все время опасался – фон Ритген попросил Шелленберга проверить прошлое Зорге.