– Молодец, Стас! Финансами выручим, – признательно подмигнул Алексей Юрьевич. – А где же ты их ухитрился раздобыть?

– Ха! – Крячко хитро ухмыльнулся. – Главное качество опера какое? Правильно, наблюдательность. А я, когда мы еще в самый первый раз возвращались с экскурсии в гостиницу, на ближнем углу заметил цветочный магазин. Ну, вот и подумалось, что «аллюром три креста» успею доскочить туда и назад, пока готовится наш обед. Успел, как видите… Лева, не смотри на меня волком! Не собираюсь я совращать Кэт, не собираюсь. Понял? Тем более что и некогда – вечером мы отбываем.

– Ой, Стас! Донжуан-налетчик ты наш… – Гуров, смеясь, с ироничным укором посмотрел на приятеля. – Да тебе и пяти минут хватает, чтобы и охмурить, и в постель затащить. Надеюсь, не отмочишь чего-нибудь своего, «фирменного»? А то потом будешь доказывать, что она сама тебя совратила…

Когда Кэт доставила заказанные блюда и разгрузила поднос, поднявшись из-за стола, Крячко протянул ей букет, несколько пародийно произнеся общеизвестное:

– Это… Как его? Значит, хэпи бёздей ту ю! Правильно, Алексей Юрьевич?

– Правильно, Стас, – улыбнувшись, кивнул тот и продолжил по-английски: – Кэт, мы от всей души сердечно поздравляем вас с днем рождения и желаем быть всегда самой красивой и любимой своим моряком.

Девушка в крайнем изумлении приняла цветы и, смущенно поблагодарив – судя по всему, клиенты кафе подобными знаками внимания ее никогда ранее не баловали, – растерянно пошла прочь, прижимая их к груди. Вскользь посмотрев на Смирнова, Гуров с удивлением заметил, что тот с остановившимся взглядом недвижимо смотрит ей вслед, словно увидел в ней нечто такое, что его очень удивило и даже потрясло.

– Алексей Юрьевич, что с вами? – встревоженно спросил он, тронув того за рукав.

– А? Что? – тот, словно очнувшись от какого-то забытья, обернулся к Льву. – Нет, наверное, просто показалось…

Они приступили к еде, но было заметно, что Смирнов явно не в своей тарелке. Он заученно-механически орудовал ножом и вилкой, думая о чем-то своем. Приятели, силясь понять его состояние, деликатно молчали, время от времени вопросительно переглядываясь. Неожиданно к их столику подошла улыбающаяся Кэт и, поставив на стол бутылку хорошего вина, объявила:

– Это от меня. Выпейте за мое здоровье. А за ваше я выпью, когда буду отмечать свой день рождения, – сегодня мне нельзя, я на работе.

– Ну, хотя бы на секунду присядьте с нами! – попросил Гуров. – Должны же мы провозгласить тост в присутствии именинницы?!

– Ну, хорошо. Надеюсь, старший менеджер мне за это не устроит нахлобучку, – согласилась девушка, присаживаясь на свободный стул.

Стас, на правах прожженного ценителя хороших напитков, умело откупорил бутылку и наполнил бокалы. После того как прозвучал коллективный тост и бокалы опустели, Кэт поднялась из-за стола, но ее неожиданно остановил Смирнов.

– Кэт, простите за, может быть, нескромный вопрос… Но этот перстень с изумрудом – откуда он у вас? – отчего-то сильно волнуясь, спросил он у девушки.

Удивленно посмотрев на Алексея Юрьевича и немного помедлив, Кэт пожала плечами.

– Это подарок моей мамы… – грустно улыбнувшись, сообщила она. – Ее уже нет в живых, поэтому я им очень дорожу и надеваю только по каким-то особым случаям. А… Почему вы об этом спрашиваете? Он вам чем-то знаком?

– Вашу маму звали… Дебора Маклаймли? – поднимаясь из-за стола, почему-то несколько осипшим голосом произнес Смирнов.

– Д-да… – недоумевающая, вся крайне напряженная Кэт перешла почти на шепот. – Этот перстень ей подарил тот, кто стал моим отцом, – его звали Эдвардом Гроу. Но он бесследно исчез еще до моего рождения. Он… Постойте! Вы – Эдвард Гроу?! Вы… м-мой… отец?!! – негромко вскрикнула она.

Алексей Юрьевич, словно утратив дар речи, только и смог понуро, молча кивнуть ей в ответ. Лицо девушки страдальчески исказилось, на ее глазах заблестели слезы, она отпрянула назад, до побеления стискивая пальцы.

– Боже мой! Так вот, оказывается… А вы… – Кэт говорила что-то бессвязное, словно не могла подобрать нужных слов. – Боже! Как она вас ждала!!! До последнего дня своей жизни… Как она вас любила! А вы… А вы ее бросили! Вы ее предали! Я не хочу вас видеть! – выкрикнула она и с плачем бросилась прочь.

– Кэт, постой! Кэт, прости меня! Я не мог остаться с ней! – Смирнов бросился за девушкой вслед.

– Лев, что за дела, никак не врублюсь? – наблюдая за ними, Крячко недоуменно толкнул приятеля в плечо.

– Они – отец и дочь. Она упрекает его в том, что он когда-то оставил ее мать, – скороговоркой сообщил Гуров, наблюдая за Алексеем Юрьевичем и Кэт.

– Ни-и хре-на себе!!! Прямо мексиканский сериал… – тот покрутил головой.

В кафе, ошеломленном этой необычной сценой, наступила гробовая тишина. Замерли руки, так и не донесшие до рта вилки с поддетой снедью, замерли поднесенные к губам бокалы с вином; официантки с подносами застыли столбами на полпути к столам. Прислонившись лицом к колонне, Кэт безутешно рыдала. Приблизившись к ней, Алексей Юрьевич неуверенно тронул ее за плечо.

– Кэт, поверь, я не знал, что ты будешь, – задыхаясь от сильнейшего волнения, заговорил он. – Дебора мне об этом даже не намекнула. А потом… Потом мне пришлось уехать. Я очень ее любил, но… Я не принадлежал сам себе. Так получилось… Прости!..

Ссутулившись, с потерянным взглядом он пошел назад, как будто сразу постарев на десяток лет. Кэт отстранилась от колонны и, покачиваясь, пошла, словно ничего перед собой не видя. Но, оглянувшись, неожиданно бросилась за ним. Они крепко обнялись. Пряча на его груди заплаканное лицо, она без конца повторяла:

– Отец! Отец! Отец! Я так рада, что мы наконец-то встретились!..

Разноцветно-разношерстная публика кафе, дружно издав ликующее: «О-о-о-о-о!!!» – разразилась громкими аплодисментами.

…До самого отбытия поезда с вокзала Ватерлоо они вчетвером гуляли по Лондону – хозяин кафе, узнав, что его сотрудница внезапно обрела отца, отпустил ее до завтра. Заглянули и на квартиру Кэт, которую они уже несколько лет снимали с мужем. Их семилетний сын в это время гостил у своей английской бабушки – матери ее мужа, которая жила в Девоншире. Посмотрев семейные фотографии и выпив чаю, они отправились на набережную Темзы. Чтобы не мешать отцу и дочери, которые никак не могли наговориться, приятели деликатно шли следом за ними, вполголоса обсуждая свои текущие дела.

Сегодня Гуров наконец-то смог созвониться с Марией и сообщить ей, что с ним все в порядке и скоро он будет дома. Та, вначале выразив свой восторг, вызванный столь приятной новостью, затем, словно опомнившись, заговорила, как прокурор, обвиняющий махрового «серийщика», подлежащего пожизненной изоляции от общества:

– …Левка, приедешь – уши оборву! Ты знаешь, что я за эти дни пережила?! Я каждый день бомбила английское посольство, чтобы эти неповоротливые посольские бюрокретины хоть что-то делали, чтобы найти вас. Я… Да что там говорить?! С ума чуть не сошла. В общем, так! Больше – никаких таких вот авантюр, никаких поездок неизвестно куда, непонятно зачем. Понял?!