Нет, не говорил, он ни разу за все эти сеансы не упомянул ее имени, признак того, как мало она для него значит, или, может быть, наоборот, как много. Не отдавал себе раньше в этом отчета. До чего показательны некоторые участки слепоты, странно даже. По тому, насколько он встревожен, видно, как его беспокоит ее предстоящий приезд.

Почему это вас так выводит из равновесия? Она же сестра ваша, в конце концов. Не чужой человек.

В том-то и дело, что не чужой. Тут есть своя история.

Расскажите поподробнее.

Но рассказывать-то и нечего. Он пытается сосредоточиться, но толком не понимает даже, в чем эта история состоит. Заурядные семейные дела, противоречия между братьями-сестрами. Что ему покоя не дает? Только и может сказать в итоге, что они с ней, он чувствует, словно бы на противоположных сторонах.

На противоположных сторонах чего?

В этом весь вопрос. Раскол, водораздел, расширяющаяся расселина. Да, но что она от чего отделяет? И где находится? На это ответа нет, в нем уж точно, сегодня уж точно. Он знает только, что предстоящая встреча с младшей сестрой нервирует его и смущает, а избежать ее нельзя.

Амор прилетает на похороны. Согласился забрать ее в аэропорту, потому что она, кто бы мог подумать, сюрприз так сюрприз, до сих пор не обзавелась водительскими правами. Она тоже, должно быть, на нервах. Сюда только на две ночи, чтобы присутствовать на вигилии[46] и на заупокойной мессе, и на следующее утро у нее забронирован обратный перелет в Дурбан. Самое большее, сказала, насколько смогла освободиться на работе, но не в этом дело, ладно врать. Она не хочет тут быть, не хочет задерживаться дольше необходимого.

Ее самолет опоздал, лишний час ему быть на взводе. Он бродит по обширному новому аэропорту, громадный престижный проект нынешних властей, глядите все, до чего мы щедры и космополитичны. Он под впечатлением, не может этого не признать, Мбеки, при всех своих безумных заскоках и слепых пятнах, знает, как жахнуть, чтоб заставить ахнуть. Впрочем, восхищаться аэропортами можно лишь до некоторой степени, что-то в мягкой воздушной обезличенности их залов есть такое, из-за чего люди в них становятся не совсем людьми. С расстояния, по крайней мере, так кажется.

Узнаёт Амор только в последний момент, когда она уже подошла. Другая стрижка, намного короче, чем в тот раз, и по бокам намек на раннюю седину, но не в этом подлинная перемена. Он запомнил ее красивой, поражен был тогда, но та свежесть теперь во многом утрачена. Не так молода уже. Как и все мы. Медленный поворот рукоятки, приглушающей свет. Ей тридцать один год. Не совсем заурядный вид еще, но близко к этому. Одно из лиц в аэропорту.

Здорово, сестренка. / Привет, Антон. А дальше та крохотная тишина, в которой смотрят друг на друга через новую, непривычную пустоту крайние по возрасту дети одних и тех же родителей. Астрид всегда склеивала худо-бедно. А теперь нам на каком языке разговаривать? Она не делает движения, чтобы соприкоснуться, он тоже не делает. Согласились на это чуть ли не заранее. Вполне, впрочем, приветливы, прохладная сдержанность этому не мешает.

Она только с маленьким рюкзачком, ручная кладь. Налегке. До того налегке, что еще немного, и не попала бы утром на самолет. Сюзан привезла ее в аэропорт Дурбана, и она простояла там на одном месте много минут, вдруг не уверенная, что следующий шаг на самом деле возможен. Но, получается, возможен, потому что вот она тут, Амор, сидит рядом с Антоном в «мерседесе» по пути на ферму.

Он полночи ворочался с боку на бок, тревожась именно об этом промежутке, ехать долго, и чем-то надо занять время. В машине свободы мало, либо разговаривай, либо молчи, третьего не дано. Он загодя наметил себе линию легкого трепа, шутливого и самоуничижительного, такую чепуху в баре хорошо нести, она все там упрощает, часто раньше пользовался, и срабатывало. Но с ней-то, конечно, он не пять минут назад познакомился, и оба они трезвы, и, как бы то ни было, чувства юмора она, насколько ему известно, лишена подчистую, и поэтому довольно скоро он прекращает спектакль и переходит к делам.

Вот что нам бы с тобой решить, сестренка. Наша семейная адвокатесса пыталась с тобой связаться, отчаялась, по-моему, в конце концов, какая-то проблема с ежемесячными выплатами из доходов от оставшегося после Па, у них, кажется, реквизитов банковских нет, куда тебе перечислять. Пока кладут на холдинговый счет, но, хоссподи, ты теряешь деньги, ты на одни проценты могла бы держаться на плаву, какой смысл прятаться?

Я знаю, отзывается она. Я получала эти сообщения.

Адвокатесса говорит, ты не отвечала.

Это так. Увы. Сожалею.

Что ж, может, оно и к лучшему. Мне еще кое о чем нужно тебя спросить, давай уж спрошу заодно.

О чем?

Мне, может быть, понадобится продать часть земли. Маленький клочок от фермы, если ты согласишься. Мне большие счета приходится оплачивать, налоги все время растут, местные, общегосударственные, на содержание жуть сколько уходит… Впрочем, это не так важно прямо сейчас, можно отложить на потом.

Вовремя остановился, не надо было начинать, слишком рано для этой маленькой просьбы. Меняя тему, переходит на состояние страны в целом, в ней царит диковинная смесь оптимизма и недобрых предчувствий. Он и сам, думается, в подобном состоянии. Такое, во всяком случае, у него чувство, в этот момент особенно. Разболтался отчасти потому, что нервничает, но еще и потому, что удивительно, до чего приятно ее видеть и до чего легко с ней разговаривать. Все дело в том, как она слушает. Никогда раньше не замечал. Хочется поэтому что-то ей предложить, доверительно признаться в чем-то необыкновенном, выделяющем тебя из общей массы. Но все меньше такого и сейчас, и все эти годы, того, что поднимает тебя над банальностью, в которой ты заслуженно барахтаешься. Только одно, по сути, и осталось, единственное устремление, способное его оправдать и спасти.

Я тут над романом работаю, говорит он ей.

Да что ты!

Ну, пока это всего несколько страниц, остальное по большей части так, грубые наброски. Но если я хоть что-нибудь знаю наверняка, это что я доведу его до конца. Можешь назвать меня неудачником во всем остальном, возражать не буду. Но книгу хотя бы после себя оставлю. Даже если она дрянная окажется. Слышит себя и жарко краснеет.

Она смотрит на него с любопытством, наклонив голову набок. Я не считаю