— Здравствуйте, — дружелюбно сказал Турецкий, — деньги на телефон положить можно?

— Сколько угодно, — отозвался молодой человек, включая аппарат за прилавком. Протянул руку за купюрой, — номер диктуйте.

Турецкий продиктовал, расстался с тысячей национальных денежных единиц.

— О, вам предстоит крупное селекторное совещание, — добродушно улыбнулся парень. — Обычно у нас больше сотни не кладут. Прижимистый народец.

— Да нет, предпочитаю все делать заранее, — улыбнулся Турецкий, — вдруг в пустыне окажусь.

— Тоже верно, — согласился продавец, отрывая чек, — держите. Теперь ждите, скоро денежки дотопают до вашего телефона. Заходите еще.

— А я не тороплюсь уходить, — рассмеялся Турецкий. — Из продуктов кое-что подкуплю. Можно?

— О, как угодно! — развел руками парень. — У нас такой широкий ассортимент…

Волнение не унималось. Он уговаривал себя, что все нормально, просто издержки нервной командировки в «горячую точку», ведь не могут за каждым углом таиться враги… Он не стал тянуть резину. Шел по рядам, бросая в корзину продукты — бутылку лимонада, нарезку колбасы, плавленый сыр, пару жестковатых булочек, посыпанных маком. Столкнулся с женщиной средних лет — он смотрел в одну сторону, она — в другую. Турецкий извинился, женщина сдержанно кивнула, оценила исподтишка его осанку. Толстяк заканчивал шопинг, пыхтя от раздражения, расплачивался с продавцом на выходе. Видно, сделал критическое замечание: ушастый скорчил виноватую мину. Толстяк потащился к выходу. Продавец стрельнул глазами. Смутился, обнаружив, что и посетитель на него смотрит. Открылась дверь из подсобки, возник второй работник торговой точки — молодой, с некрасивым рябоватым лицом. Он тащил коробку, уложив на нее подбородок. Взгромоздил свою ношу на полку, стал выкладывать на пустое место мягкие емкости с майонезом. Мельком глянул на Турецкого, продолжал работать, тихо насвистывая.

Еще раз глянул, поволок опустевшую коробку обратно в подсобку.

С этими нервами надо было что-то делать. «Ей-богу, если все закончится благополучно, — размышлял Турецкий, направляясь к выходу, — немедленно выбиваю отпуск, хватаю Иришку в охапку и дую к ближайшему морю. Никаких санаториев, курортных баз, надоевших домов отдыха, снимем домик где-нибудь в Коктебеле у доброй бабушки, подальше от людских глаз, поближе к морю, будем валяться всеми днями, толстеть, похлаву жрать…»

— О, вы уже отоварились? — заулыбался ушастый. — Сей момент, сударь, — он начал выхватывать из корзины приобретения, застрочил кассовый аппарат. Да что с ним происходит? Ей-богу, была бы у него шерсть на затылке, давно бы встала дыбом. Он вновь поймал взгляд неторопливой покупательницы. Отворилась дверь в подсобку, показался рябой и некрасивый, глянул на Турецкого, моргнул, хлопнул себя по лбу, словно вспомнил что-то важное, убрался, хлопнув дверью.

— Вот черт, — сказал ушастый, — ваши копчености не пробиваются.

— Причина? — не понял Турецкий.

— Чья-то халатность, — пожал плечами продавец.

— Но не ваша, — уточнил Турецкий.

— Разумеется, — тот даже не смутился, — подождите минутку, сударь, я сейчас вам принесу другие.

— Не надо, — остановил его Турецкий. — Я вспомнил, что копченая соя — не самый полезный для здоровья продукт. Обойдусь.

— Как хотите, — парень сгрузил продукты в пакет, — забирайте. Должен вам заметить, зря вы наезжаете на сою. От нее еще никто не умер. Самый безопасный в мире продукт.

— По аналогии с импотенцией, — улыбнулся Турецкий. — От нее еще тоже никто не умер. Правда, никто и не родился. Спасибо, до встречи.

Выйдя из магазина, он первым делом схватился за телефон. На что рассчитывал? Что деньги в этой провинции «дотопают» за десять минут? На счету было пусто и грустно. Валюша стояла под крыльцом, ковыряла в носу и с любопытством на него смотрела. Белоснежное купе выезжало из поселка. По железной дороге тарахтел пассажирский поезд. Надписи на вагонах, ввиду большого расстояния и возрастной близорукости, не читались. «К югу едет, — с грустью подумал Турецкий, — к морю, к похлаве».

От заправки отвернул и подкатил к магазину затянутый брезентом «УАЗ» с тульскими номерными знаками. Открылась дверца, выгрузился полноватый автолюбитель с тряпкой, принялся протирать грязное стекло.

— Все в порядке? — пробормотал Турецкий.

— Угу, — сказала Валюша, не вынимая пальца из носа.

— Прекрати ковырять в носу, — процедил он, — что за стыд и срам?

— Вот только не надо меня учить; Турецкий. Можно подумать, сам никогда не ковыряешь в носу.

— Никогда.

— Врешь, — она погрозила ему пальчиком, — все люди, украдкой, тайком, когда никто не видит, ковыряют в носу. Даже те, которые говорят маленьким детям, что ковырять в носу нельзя. Это природа, Турецкий. А стыд и срам — тому, кто не хочет этого признавать. Так что давай не будем лицемерить. Я хотя бы делаю это открыто.

— Во, философию развела. Как тут обстановка?

— А ты разве не спрашивал?

Он махнул на нее рукой. Что с нее взять? То бежит впереди поезда, то тормозит со страшной силой. Грузный автолюбитель отнянчил свое стекло, бросил тряпку в салон, вынул телефон, приложил к уху, покручивая связку ключей вокруг пальца. Вроде ничего особенного. Солнышко пригревает, травка зеленеет, улочка пуста, на заправке ни души, парень в комбинезоне широко зевнул, плюхнулся на раскладной стульчик, надвинул соломенную шляпу на глаза, забросил руки за голову. Лохматая собачонка с дружелюбной мордашкой пристроилась у него под ногами, свернулась клубком. Не хватало звуков кантри, да американского флажка над козырьком крыши…

Предчувствие надвигающегося «вестерна» не обмануло.

— Ты чего приклеился к этому крыльцу? — потянула его за рукав Валюша. — Пошли, мы вроде не хотели тут маячить…

Но звук уже вгрызался в мозг. Как красиво, трагично, торжественно… Особым изяществом ума и сообразительностью эти деревенские лбы не отличались. И люди, дававшие им инструкции, жестоко просчитались с выбором «резервистов». Из крохотного переулка метрах в двухстах на север выбрался старенький (хотя и японский) грузовичок-пикап с внушающим уважение дорожным просветом. В салоне было несколько человек. Еще двое или трое стояли в кузове, держась за раму, переброшенную через крышу. На вид обычные деревенские мужики, едут на рыбалку или на колхозную вечеринку…

— Эй, ты лягушку проглотил? — забеспокоилась Валюша и обернулась, проследив за его взглядом. — Ну, корыто выехало. Что с тобой, Турецкий? Нельзя же в каждом корыте видеть злую старуху…

— Умолкни, — цыкнул он.

«Корыто», развернувшись, как бы задумалось, постояло на месте, из выхлопной трубы вырывалась гарь, затем продолжило движение, выбралось на широкую проезжую часть между жилым сектором и жиденькой лесополосой, покатило в сторону заправки и магазинчика. Сомнений почти не оставалось. Люди, стоящие в кузове, нетерпеливо вытягивали шеи. «Интересно, какую награду им предложил местный «шериф» за нашу поимку? — подумал Турецкий. — Уж наверняка не одну бутылку водки. И кто та гадина, что навела их на цель?» События последних минут с ускорением промотались в голове. Огрызок, худой и некрасивый, с коробкой майонеза! Больше некому…