Сердце христианской Европы было избавлено от турок. Сулейман потерпел первое поражение, будучи отброшенным от стен великой столицы силой, которую его собственная сила превосходила в три раза. В Буде вассал султана Запольяи встретил его поздравлениями по поводу «успешной кампании». Таковой султан пытался представить ее своим подданным, отмечавшим его возвращение народными гуляньями во время пышного праздника обрезания его пяти сыновей. Султан стремился сохранить лицо, представляя дело так, будто он и не собирался овладевать Веной, а лишь хотел сразиться с эрцгерцогом Фердинандом, который так и не осмелился выступить против него, а значит, как впоследствии выразился Ибрагим, он и не король вовсе, а маленький венский обыватель, недостойный серьезного внимания.

В глазах всего мира авторитет султана был спасен прибытием в Стамбул второго посольства от Фердинанда, предложившего перемирие и ежегодный пансион султану и великому визирю, если они признают его королем Венгрии, уступят Буду и откажут в поддержке Запольяи. В ответ на это Ибрагим распахнул окно и с гордостью указал на знаменитый Едикуле — замок Семи башен, где хранились несметные богатства Сулеймана. И никакая личная взятка, добавил он, не заставит визиря предать своего господина. Несмотря на все его высокомерие, сознательное упоминание эрцгерцога просто как Фердинанда и отказ называть Карла императором — титул, который он оставлял только для одного султана, — атмосфера встречи была более дружественной, чем раньше. Тем не менее послам дали понять, что мир может быть заключен только на условиях, которые изложит сам султан.

Султан по-прежнему выражал решимость скрестить оружие с императором Карлом, которого предпочитал пренебрежительно именовать «королем Испании». И 26 апреля 1532 года он еще раз двинулся вверх по Дунаю со своей армией и речным флотом. Еще не достигнув Белграда, Сулейман был встречен новыми послами Фердинанда, который теперь предлагал мир на еще более привлекательных усло виях, увеличив размеры предложенного пансиона и выразив готовность признать отдельные претензии Запольяи. Но султан, приняв послов Фердинанда в обстановке роскоши и одновременно унизив их тем, что разместил ниже посланника короля Франции, подчеркнул, что его враг не Фердинанд, а Карл. «Король Испании, — с вызовом сказал он, — на протяжении длительного времени заявлял о своем желании пойти против турок; но я, милостью Божьей, иду с моей армией против него. Если у него храброе сердце, пусть он подождет меня на поле боя, и тогда пусть на все будет воля Божья. Если, однако, он не захочет подождать меня, пусть пришлет дань моему императорскому величеству».

На этот раз император, вернувшийся в свои германские владения и временно находившийся в мире с Францией, полностью осознал серьезность турецкой угрозы и свою обязанность защитить от нее Европу. Он собрал самую многочисленную и наиболее сильную императорскую армию из всех, когда-либо противостоявших туркам. Вдохновленные сознанием того, что наступил решающий поворотный момент в борьбе между христианством и исламом, солдаты толпами стекались к театру военных действий из всех уголков его владений. Из-за Альп пришли итальянские и испанские контингенты. Никогда раньше в Западной Европе не собиралась такая крупная армия.

Для этого Карлу пришлось договориться с лютеранами, которые прежде делали напрасными все усилия по обороне империи своим нежеланием выделить для этой цели соответствующие денежные средства, военное снаряжение и припасы. Теперь, в июне 1532 года, в Нюрнберге было согласовано перемирие, по которому католический император в обмен на поддержку пошел на важные уступки протестантам и на неопределенное время отложил окончательное решение религиозного вопроса. Так Османская империя парадоксальным образом стала, по сути, «союзником Реформации». Более того, союз оказался таковым, что напрямую повлек за собой на завоеванных христианских территориях поддержку турками протестантов в противовес католическим общинам; он даже принес некоторое одобрение турками веры реформаторов, не просто в политическом, но в религиозном плане, с точки зрения запрета на поклонение образам, свойственного также исламу.

Теперь Сулейман, вместо того чтобы, как и раньше, следовать по долине Дуная прямо на Вену, выслал вперед нерегулярную кавалерию, чтобы продемонстрировать свое присутствие перед городом и разорить его окрестности. Сам он вел главные силы армии несколько южнее, на открытую местность, возможно с намерением выманить врага из города и дать ему сражение на местности более благоприятной для регулярной кавалерии. В 60 милях к югу от города он был остановлен перед небольшой крепостью Гюнс, последним венгерским городом перед австрийской границей. Здесь султан столкнулся с неожиданным героическим сопротивлением небольшого гарнизона, который под руководством хорватского аристократа по имени Николай Юрисич стойко держался, задержав продвижение Сулеймана почти на весь август.

Турки расположили свою артиллерию для ведения огня по городу в деревянном укрытии, выстроенном напротив наиболее уязвимого места в городских стенах. Они пробили в нескольких местах бреши в оборонительных сооружениях. Однако двенадцать следовавших друг за другом атак были удачно отбиты. Многочисленные мины, заложенные в стены города, обнаружили и взорвали воины гарнизона. Из-за дождей траншеи турок превратились в болота. Требования сдаться с презрением отвергались. В конце концов Ибрагим придумал компромисс. Защитникам объявили, что султан, учитывая их храбрость, решил даровать им пощаду. Военачальника с почетом принял Ибрагим, и тот согласился на условия сдачи «на бумаге», передав ключи от города в знак номинального турецкого владения. После этого лишь небольшому количеству турецких солдат было разрешено пройти внутрь города, чтобы встать на часах у пробоин в стенах и не допустить массового убийства и разграбления остальными.

Ценное для турок время было потрачено впустую, а погода все ухудшалась. Тем не менее Сулейман еще мог пойти походом на Вену. Вместо этого он, возможно в последней надежде выманить врагов из города на открытую местность, дал знать, что жаждет не города. Ему нужен император, который, как он надеялся, выйдет со своей армией, чтобы противостоять ему на поле битвы. На самом же деле Карл находился в 200 милях оттуда вверх по Дунаю, в Ратисбоне, и не имел намерения втягиваться в какое-либо решительное противостояние туркам. И султан, испытывая нехватку тяжелой артиллерии и зная, что гарнизон Вены теперь сильнее, чем тот, который нанес ему поражение прежде, повернул прочь от города на юг. Он начал обратный путь домой, ограничившись широкомасштабными разрушительными набегами по долинам и горам Штирии, где, избегая главных крепостей, разрушал деревни, разорял крестьян и превращал в пустыни большие участки сельской местности Нижней Австрии.

Двумя месяцами позже в Стамбуле султан записал в дневнике: «Пять дней празднеств и иллюминаций… Базары открыты всю ночь, и Сулейман посещает их инкогнито…» Несомненно, он хотел выяснить, рассматривают его подданные эту вторую кампанию против Вены как поражение или как победу. Как и в первом случае, официальная версия, предназначенная для общественного мнения, заключалась в том, что султан вновь хотел дать бой своему врагу, императору христиан, но тот не посмел показаться ему на глаза и предпочел спрятаться. Чтобы как-то возместить утрату престижа, Сулейман мог, по крайней мере, утверждать, что не произошло решающего испытания сил, — но таков был выбор противника. Главные силы турецкой армии вернулись в Стамбул невредимыми и готовы в любой момент сражаться.