– Ну что же? – Суэ пожала плечами. – Иной раз человеку и впрямь лучше умереть ради своей цели, чем жить и чувствовать себя никчемным болваном!

Еще в полночь Суэ принялась петь заклинания. На вершине могильного холма неподалеку от усадьбы развели костер, вокруг огня встали несколько женщин, владеющих искусством сейда, которых Сванрад за все годы собрала у себя. Саамка колотила оленьим копытцем в бубен, выбивая монотонный, убаюкивающий ритм, чтобы подготовить сознание к переходу. В ночи эти звуки разносились далеко, и люди, собравшиеся на Гоиблот, ежились, слыша приглушенное пение, постукивание бубна и ощущая в воздухе пьянящий запах сжигаемых волшебных трав.

Но близился рассвет, несущий с собой день торжества богини Идун, дарящей богам яблоки вечной молодости и тем помогающей миру не стареть, обновляясь каждый год. Еще до рассвета все съехавшиеся на праздник собрались у подножия священного холма, чтобы зажечь солнце нового лета.

– Асы и асиньи! Ваны и альвы! Жители всех миров! – провозглашал с вершины сам Олейв конунг, вооруженный священным молотом. – Взгляните на нас, собравшихся здесь во время, когда день равен ночи, когда зима передает свою власть лету! Взгляните, боги Асгарда, на верный вам народ, славящий вас в священный день! Придите в наш священный круг и празднуйте с нами рассвет нового лета!

Возле него стояла сама «богиня Идун» – знатная девушка по имени Сигтруд, обрученная невеста конунгова сына Свейна. Ей было шестнадцать лет; невысокого, даже маленького роста, она тем не менее была ладно сложена и хороша собой – со светлыми волосами и приятными чертами улыбчивого лица. У ног ее была большая корзина с мелкими, приувядшими за долгую зиму яблоками, освященными у праздничного костра – теперь в них войдет возрождающая и омолаживающая сила богини Идун. Подле девушки маячил сам молодой Свейн сын Олейва – огненно-рыжий веснушчатый парень семнадцати лет, с подозрением поглядывавший вокруг. Очень высокий, он казался тощим и нескладным; невеста не доставала головой даже до его плеча, тем не менее именно она в этой паре казалась взрослой и разумной женщиной, а он – неуверенным подростком. Виделись жених и невеста лишь третий раз в жизни, но Свейн уже ревновал Сигтруд ко всему свету и был страшно недоволен тем, что Олейв конунг каждый вечер приглашал ее на пир, и там она бойко беседовала как с ним, так и с другими знатными мужами, не стесняясь и не робея, показывая недурной для такой юной девы ум и осведомленность. Другой бы радовался, что его будущая жена достойна предстоящего ей королевского положения, но Свейн злился и жалел, что еще не имеет власти запретить йомфру Сигтруд присутствовать в гриднице при гостях.

Конунг сам зажег обрядовый костер, фру Уннкара подала ему рог с пивом, и пока пламя разгоралось, рог ходил по кругу из самых знатных людей, начиная с Олейва, каждый из которых провозглашал славу одному из богов Асгарда. А на могильном холме неподалеку все не умолкало заунывное пение, словно и темные духи собрались на свой незримый праздник…

– Мы призываем Тора, могучего воина! – Олейв конунг говорил даже громче, чем нужно, будто пытался понадежнее заглушить это пение. – Зима не будет изгнана и весна не придет на нашу землю, если мы не поможем ему!

– Вам никогда не изгнать меня! – Толпа расступилась, и на вершину холма вышел старик с длинной седой бородой, наряженный духом зимы.

На нем была рубаха, сшитая из нескольких десятков шерстяных лоскутов – белых, серых, черновато-бурых, среди которых мелькало и пять-шесть крашенных в медно-красный, синий и тускло-зеленый; видом своим эта одежда напоминала весеннюю землю, где клочок чистого белого снега чередуется то с пятном подтаявшего серого льда, то с пядью влажной черной почвы, то с лоскутом блекло-зеленой перезимовавшей травы. Сзади у старика был прицеплен волчий хвост, на голове высились оленьи рога, а лицо закрывала берестяная личина. Голос из-под нее звучал глухо, но так уверенно и повелительно, что всех слышавших пробирала дрожь. При нем было копье; уперев его в землю, одной рукой старик держался за древко выше своей головы, а вторую сунул за пояс, благодаря чему даже при среднем росте вся его фигура источала повелительную уверенность. Стоя на вершине холма, он казался истинным хозяином земного мира, чья власть не может быть поколеблена.

– Я полон сил, меня ничто не остановит, – продолжал он. – я привел мое войско, и мы не боимся этого рыжебородого дурака с точилом в глупом лбу! Пусть-ка он выйдет, если не боится мериться силами со мной!

– Нас здесь гораздо больше, тех, кто держит сторону Тора и хочет прихода весны! – ответил Олейв конунг духу зимы. – Мы не боимся тебя, ибо твое время вышло.

– Так прогоните меня, если сумеете!

По знаку конунга собравшиеся на вершине разом закричали и бросились на старика, принялись хлестать его ветками вербы, которые им во время славления богов раздавал конунг; однако старик в странной одежде будто не замечал ударов. От подножия к нему на помощь прибежала целая толпа похожих на него духов – в старых, рваных, заплатанных одеждах, с вымазанными сажей лицами, рогами, хвостами; особенно выделялся один, поистине огромного роста, плотный и сильный, настоящий великан. Воя и вопя на разные голоса, они стали теснить людей с вершины холма, норовя затоптать костер и раскидать головни. Сам старик тем временем устремился к «богине Идун»; ловко действуя длинным копьем, он разогнал ее стражу, вскинул кричащую девушку на плечо и понес прочь с вершины. Опрокинулась корзина, мелкие яблоки рассыпались под ногами мятущихся людей, среди затоптанных и сломанных веточек вербы. Молодой Свейн, с искаженным от ярости лицом, не шутя попытался отбить свою невесту, но пара «духов зимы», издевательски блея по-козлиному, преградили ему путь. Народ кричал, разбегаясь с вершины, и все уже шло к тому, что дух зимы одержит победу и весна не наступит.

– Вижу, без меня ничего не получается! Держитесь, жители Халогаланда, я иду к вам на помощь! – раздался вдруг громкий голос, и на склоне появился высокий мужчина с рыжей бородой, вооруженный ростовым топором.

– Тор! Тор пришел к нам! – завопили вокруг.

Рыжий бог грома устремился навстречу духу зимы; при виде такого противника тот был вынужден бросить свою добычу и обеими руками взяться за копье. Подоспевший Свейн рывком поднял на ноги йомфру Сигтруд и потянул прочь, а Тор вступил в схватку с противником. Был он на целую голову выше, но старик в заплатанной рубахе и не думал отступать. Площадка поединка легкой борьбы не обещала: это был уступ на склоне холма, сам по себе довольно неровный, к тому же непросохшую землю местами еще покрывал снег, и кожаные подошвы скользили.

Понимая, что противнику от него никуда не деться, Тор приближался не спеша, с легкостью перекидывая из руки в руку древко топора почти в четыре локтя длиной. Один только его решительный и грозный вид мог бы навести оторопь на более слабого духом противника; Бьёрн сын Рагнара славился как грозный воин, а сейчас в нем присутствовал сам Бог Молота.

Едва Тор приблизился на длину древка, дух зимы нанес ему быстрый укол в грудь и тут же в ногу, будто прощупывая, но от первого удара тот уклонился, второй сбил рукоятью топора и сам прыгнул вперед, мощно рубанул с правого плеча. Однако старик отпрыгнул с молодым проворством, чему не помешала и хромота, и лезвие топора поранило лишь землю на склоне, прочертив глубокую борозду и звякнув о камень. Противники закружили по площадке; дух зимы, пользуясь тем, что копье позволяло ему действовать быстро, не тратя, как Тор, времени на замах, прыгал то назад, то вбок, нанося один колющий удар за другим. Бог грома едва успевал уворачиваться; не будь лезвие копья для обрядового поединка тупым, он бы уже истекал кровью, поскольку старик уже не раз и не два задел его.