Неожиданно к горлу Гвиннет подступила тошнота и она срыгнула. Многие совы встречают на своем пути таких вот щенят, оставленных обеями, и съедают их. Сама Гвиннет, поселившись в стране Далеко-Далеко, поклялась себе этого не делать, но никакая сова не поступила бы со щенком так жестоко, каким бы уродливым он ни был. Обычно хватало удара клювом по не успевшему еще затвердеть черепу. Этот же малькад умирал долго и мучительно, в невообразимой агонии.

«Лишь бы она побыстрее нашла путь к Пещере Душ», – подумала Гвиннет. Она знала, что созвездие Великого Волка сейчас скрыто и появится на небе только через две луны. Но звездный волк определенно должен обратить внимание на эту малышку; он не позволит ей бродить бесцельно между небом и землей.

Первой непроизвольной мыслью было схватить кости щенка и полететь самой в Пещеру Душ. Конечно же, ей не удалось бы туда долететь, даже если бы она виднелась прямо над головой. Еще ни одно животное не достигало Пещеры Душ таким образом. Умом сова понимала, что земные мучения малькада закончились с последним вздохом и что душа отлетела от тела, как летом опадает подшерсток. Но стоило ей посмотреть на растерзанное тельце, как она снова почувствовала тошноту и крайнее отвращение. Желудок перевернуло, захотелось снова отрыгнуть, хотя внутри уже ничего не оставалось. Сове показалось, что даже ее кости стали воздушно-пустыми.

Гвиннет сказала себе, что нельзя поддаваться жалости. Она все равно уже ничего не сможет поделать. Нужно было продолжать путь к Священным Вулканам, пока не начались первые извержения. Кем она будет, если опоздает? Совой без единого бонка в пустом ведре?

Она расправила было крылья, чтобы взлететь, но тут же сложила их. Высоким, пронзительным голосом сипухи Гвиннет затянула совиное причитание о неоперившемся птенце.

Птенчик выпал из гнезда,

Улетел он навсегда,

Оседлал он бурный ветер,

Он увидит всё на свете,

Все пути пред ним открыты

Боль и горе позабыты.

Прилетит он, дорогой,

Прямо к Глауксу домой.

К тому времени, когда Фаолан прошел тропой Стыда и вернулся в стаю Восточной Осыпи, на небе уже поднялась луна Замерзших Звезд.

Наконец-то выпал снег. Склоны Восточной Осыпи, идущие от Кривого Хребта, казались застывшими белыми волнами. Сам горный кряж был покрыт льдом и прореза́л безоблачно-синее небо, словно хрустальный нож. Наступила самая холодная из зимних лун, и от этого у всех портилось настроение. То и дело между волками вспыхивали ссоры, а крайними, как и следовало ожидать, часто оказывались глодатели. У Фаолана уже не осталось на шкуре ни единого живого места. Когда волкам удавалось кого-нибудь поймать, то добыча была настолько тощей, что глодателю совсем ничего не доставалось. В один морозный день им посчастливилось загнать марала. Насытившись, члены стаи кинули Фаолану рубец – переднюю часть оленьего желудка, набитую жвачкой из непереваренной травы и лишайника.

Волки с презрением относятся к рубцу и считают привкус волокнистой травы отвратительным, но Фаолан к такой пище привык. Еще маленьким щенком он по указанию Гром-Сердца выискивал луковицы растений и другие съедобные вещи в скудной, только что оттаявшей весенней почве. Гром-Сердце первой пережевывала луковицы и стебли, иногда проглатывая их, если они были особенно жесткими, а затем отрыгивала и давала Фаолану, как это делают родители-волки с мясом. Потом Фаолан научился разжевывать грубую пищу сам. Сейчас он работал челюстями до тех пор, пока растительная жвачка не превращалась в мягкую однородную массу, а затем проглатывал ее. Вкус ее почти ничем не отличался от тех стеблей, что давала ему Гром-Сердце.

Остальные же волки даже представить себе не могли, что можно есть растения. Это же не мясо. Когда глодателям бросали рубец, они обычно съедали только оболочку, но Фаолан уминал всё без остатка. И по этой причине шкура его сохраняла лоск, а сам он не так уж сильно исхудал, что только добавляло подозрительности к нему со стороны других волков.

С тех пор как Фаолан вернулся в стаю, ему постоянно снились сны о настоящей матери. Интересно, были ли у нее еще щенки помимо него, и если да, то нормальные ли они и выжили ли? Где они сейчас? Если им позволили остаться в стае, то их могла принять на воспитание другая волчица, поскольку таково было правило. Похожи ли они на него, за исключением кривой лапы?

Эти и другие подобные вопросы преследовали Фаолана, пока он исполнял обычные обязанности глодателя. Он уже свыкся с тем, что все его оскорбляют, и привычно принимал позы покорности, как будто то, что он выгрызал на чужих костях, намертво вросло в его собственные. Среди прочих вопросов его часто мучил вопрос о том, куда делись его родители. Чем больше Фаолан думал об этом, тем сильнее запутывался. Ему казалось, что он вступает в долину, полную теней.

Вечером в последнюю четверть Второй Голодной луны волчицу из клана МакДонегалов тоже мучили мысли и воспоминания о запахе, который она почти год назад учуяла у черепа медведицы-гризли. Стоило ей тогда вдохнуть тот слабый аромат, как забвение кончилось. В мыслях забурлили волны памяти, столь тщательно воздвигаемые стены рухнули, а невидимые, казавшиеся зарубцевавшимися раны вскрылись. «Мой серебристый волчонок». За все время, что у нее рождались дети, Мораг никогда не приносила волчонка с серебристой шкуркой. В тот день щенков появилось трое: две рыжевато-бурые девочки и серебристый мальчик со слегка кривой лапкой. Пока не пришла обея, мать ласкала его, вылизывала, зарывала нос в его мех. Очень красивый мех – как будто на волоски упали звезды с неба. Она бы назвала его в честь созвездия – например, Скаарсгард, Прыгающий волк, который подхватывает волчат, падающих со звездного пути по дороге к Пещере Душ.

Говорят, что внутри матерей малькадов образуется черная пустота, которая постепенно затягивается, превращаясь в серую тень. Но теперь эта серая тень вновь разрасталась, чернела, захватывала не только чрево, но и голову.

В период забвения она продолжала жить, как от нее и ожидали: вступила в новый клан, клан МакДонегалов, нашла нового супруга и родила троих здоровых щенков с рыжей шкурой. Она даже стала довольно хорошей загоняющей. Но теперь, когда вернулась память, Мораг уже не так быстро бегала на по-прежнему сильных ногах, а взор ей застилала сгустившаяся тьма.

В последнем бирргисе передовой волк дал сигнал к атаке, и Мораг побежала вперед, на свое обычное место. Впереди, словно грозовое облако, темнело стадо мускусных быков. Вместе с другой загоняющей она должна была начать разворачивать стадо на запад, к заходящему солнцу. Но ей казалось, что солнце уже слепит ее глаза. Грозовое облако оставалось размытым, даже когда они приблизились к стаду вплотную. Мораг показалось, что ее окружила мутная дымка. Как она увидит быка, которого нужно отогнать от стада? Это всегда получалось у нее лучше всего, она всегда бежала на пределе скорости и при этом просматривала стадо, выискивая старых или больных животных. А ведь мускусные быки бегают медленнее карибу или маралов. И тут она неожиданно споткнулась и упала. Над ней пронеслись волки стаи.