Дорога из Рослэра, по словам дядюшки Подрига, занимала добрых шесть часов езды на машине. И большое расстояние здесь ни при чем. По его мнению, во всем виноваты медленные водители. Я же, зная своего отца, всегда выжимавшего максимум из моторов всех своих машин, была уверена, что родители преодолеют расстояние между городами за половину времени. Мой отец всегда куда-нибудь торопился. Это превратилось у него в привычку в основном благодаря его нервной профессии адвоката. Или теперь уже скорее бывшего адвоката. Все эти разговоры о высоком давлении и больном сердце сильно беспокоили меня. Я боялась, что уже не увижу того человека, к которому привыкла с детства: большого и непобедимого, которому все подвластно, как моему чертову братцу.

В течение всего пути моя мать, познакомившись недавно с достижением науки и техники в виде сотового телефона, регулярно информировала меня об их с отцом передвижениях.

– Сейчас мы проезжаем… Фрэнк, где мы сейчас? – С этими словами она протягивала телефон моему отцу.

– Мы подъезжаем к Талламору, Джорджина.

– Мы подъезжаем к Талламору, Амелия.

– Да, я уже поняла, мама.

– Значит, мы будем у тебя часа через три. Правильно, Фрэнк?

– Да, дорогая. Мы будем на месте приблизительно через три часа.

– Ты же нас встретишь, Амелия? Я не хотела бы столкнуться с какими-нибудь проблемами. Ты же понимаешь, чужие в городе, к тому же мы еще и англичане…

– Мам, я уверена, что в наше время с этим проблем уже давно не возникает и…

– Ой, Фрэнк, тормози! Я обязательно должна сфотографировать тот дом с соломенной крышей.

– О, смотри, там еще и осел!

Через пять миль родители догадались выключить телефон.

В последний раз они позвонили, когда подъезжали к закусочной «Кентукки фрайд чиккен». До города им оставалось всего несколько миль, но прежде чем продолжить свой путь, отец хотел удовлетворить свое любопытство, узнав, отличаются ли на вкус ирландские куры от английских. Господи, дай мне терпения!

Я дошла до конца Центральной улицы и села на каменную ограду, тянущуюся вдоль моря. Последнюю неделю постоянно шли дожди, и в этот день я с радостью подставила лицо теплым лучам солнца. В Ирландии оно всегда казалось ярче после пасмурных, дождливых дней – природа словно отмывала небесное светило. Я закрыла глаза и замурлыкала себе под нос какую-то мелодию, стараясь вспомнить, когда в последний раз отдыхала с родителями. Память услужливо подсказала. Мне было шестнадцать лет, и я давно уже не ездила отдыхать с родителями. Но в тот раз лучший друг Эда пригласил его провести каникулы вместе с ним и его семьей в Озерном крае, и мне стало жалко маму с папой. Я согласилась пожить с ними неделю в небольшом сельском отеле на юге Франции. Это обернулось настоящей катастрофой. Гостеприимность персонала отеля и его постояльцы вызывали в памяти сюжеты фильмов ужасов, один страшнее другого. Всю поездку отец практиковался в своем жутком французском, упорно игнорируя тот факт, что французы, несмотря на свой снобизм, предпочитали изъясняться с ним все-таки на английском. А мать упорно в каждом ресторане и кафе «любезно» просила заменить сухие багеты, в кровь царапавшие десны, на «старый, добрый и мягкий хлеб для тостов». В довершение к этому все дни лил сильнейший дождь, размывший до основания гору, располагавшуюся по соседству с отелем, а единственный симпатичный мальчик в деревне оказался геем. После этого я поклялась больше никогда не отдыхать со своими родителями. Проблема заключалась в одном: достигнув определенного возраста, отказываться от подобных предложений становилось все труднее. Такая слабость в характере обычно появляется у людей после двадцати пяти лет. И возможно, называется это пробуждением совести.

Совершенно напрасно я боялась пропустить приезд родителей. От оглушительного рева автомобильного гудка, способного поднять мертвого из могилы, я подпрыгнула на месте, вытаращенными глазами уставившись на источник необычного звука. И не поверила увиденному. Навстречу мне двигался огромный черный «лексус» последней модели. Сказать, что это выглядело вызывающе, – значит ничего не сказать. Красавец автомобиль казался гигантской черной яхтой на фоне утлых суденышек традиционных дешевых марок. Мои щеки запылали от стыда. Наша семья никогда не была богатой, но благодаря упорному труду и зарплатам обоих родителей мой отец всегда мог купить игрушку по своему вкусу. Его заветной мечтой был «бентли». Но слава богу, непомерные налоги на роскошный автомобиль не дали его мечте осуществиться. Надо сказать, что «лексус» – в общем-то не самый большой и шикарный автомобиль, – припарковавшись к обочине, занял половину проезжей части. Уже в тот момент, когда родители вышли из машины, я пожалела, что они приехали сюда.

– Доброго тебе утра! – прокричал отец на ирландский манер, радостно раскинув руки для объятий. – Или, скорее, доброго дня.

Я обняла отца, который хоть и прибавил немного в весе, все же не слишком изменился с тех пор, как мы виделись в Саутгемптоне. Но его одежда повергла меня в ужас. Создавалось впечатление, будто он обокрал ирландского футбольного фаната, обладавшего очень плохим вкусом.

– Папа, что это такое?

Отец снял с головы высоченную фетровую шляпу в золотую, зеленую и белую полосы и с удовольствием покрутил ее в руках. В воздухе раздался звон бубенцов, обрамлявших широкие поля, а затем (если только в тот момент меня не начали мучить слуховые галлюцинации) из глубины чудо-шляпы полилась мелодия популярной ирландской песенки. Я медленно перевела взгляд на голову отца.

– Ты решил подстричься под рыжего пуделя? Или это просто парик?

– Правда, очень смешно?

Я опустила глаза еще ниже и увидела его ярко-зеленый свитер с оригинальной надписью «Я люблю Ирландию».

– Вообще-то не очень.

Он провел рукой по рыжим прядям и захохотал еще громче.

– Мы увидели эти замечательные вещи на ярмарке, и мне захотелось купить их.

Очень жаль.

– А что касается твоей матери, – он хитро подмигнул, – после того как мы уехали из Рослэра, она не может от меня оторваться. Я думаю, это из-за парика. В нем я выгляжу как в далекие дни нашей молодости.

– Ой, Фрэнк, не говори глупости! – фыркнула в ответ мать. После этих слов она порывисто обняла меня, окутав ароматом духов «Анаис-Анаис». Сколько я себя помнила, она всегда душилась только ими. – Как ты, дорогая?

Широко улыбаясь, я заверила, что чувствую себя прекрасно, в то время как умело подведенные глаза матери внимательно изучили меня с головы до ног.

– Ты очень похудела, – осуждающе покачала она головой. Аккуратно уложенные волосы при этом не шелохнулись. А все благодаря лаку с экстрафиксацией, который наверняка лежал у матери в сумочке, походившей больше на ручную кладь, чем на дамский аксессуар. – Ты хорошо питаешься? Если тебе трудно подобрать себе косметику, я всегда готова помочь. Не представляешь, какие чудеса с этими морщинами может сотворить тональный крем.