— Нет-нет, не стоит. Потом посмотрим.

— Вот видите, уже началась дезорганизация работы.

— Ничего, это мы успеем сделать после моего возвращения. В понедельник я еду в Прагу. Заходите к моей жене. Она ничего не знает. К концу месяца я буду здесь. Подумайте обо всем, о чем мы говорили, и боже сохрани сказать хотя бы слово кому-либо. Вы сами понимаете, что об этом надо молчать. До свидания.

Богомолец выехал в Прагу, где, как он выяснил, по делам службы находился Гибсон.

Богомолец приехал в Прагу 11 марта 1934 года, на вокзале его встречали Гибсон с женой, а также барон Гольц. Первые слова Богомольца:

«ГПУ знает обо мне все, там известны все мои адреса в Румынии, Германии и, главное, в Риге. Знают даже, что ряд людей был взят для работы в Прибалтике и в Германии. Я уверен в своих помощниках (он имел в виду Гольца, Васильева и Лаго), а утечка сведений, судя по некоторым предположениям, произошла из румынских спецслужб, где у советской разведки, очевидно, имеется хорошая агентура».

Гибсон интересовался, почему именно к Богомольцу был сделан подход, что за этим стоит, каковы могут быть последующие действия чекистов. От ответов на эти вопросы во многом зависело его и Богомольца реноме как разведчика. Последний мог только высказать предположение, что тот объем работы, который он делал для английской разведки с неизбежными в таком большом деле неудачами (а они были), позволил собрать на него приличное досье. Он аккуратно, но все же дал понять английскому коллеге, что, видимо, его работа беспокоит большевиков, а следовательно, он имеет ценность для СИС и заслуживает полного доверия, что и доказал обращением к своему руководителю в сложившейся экстремальной ситуации.

Гибсон, разумеется, поддержал его, одобрил линию поведения. Некоторое время они еще порассуждали о тех утечках, которые имели место за многолетнюю службу Богомольца у англичан. Пришли к обоюдному согласию в том, что советские органы госбезопасности как за рубежом, так и внутри страны работают очень напористо, изобретательно и широко. Они не без успеха отслеживают деятельность организаций и лиц, ведущих антисоветскую работу, не говоря уже об активности иностранных разведок. Гибсон подчеркнул, что в вербовочной работе теперь, как никогда раньше, нужна большая осмотрительность, конспиративность, осторожность. Он даже употребил услышанную им от русских поговорку «Семь раз отмерь, один отрежь». Вроде бы это звучало неким упреком Богомольцу, хотя прямо ничего сказано не было.

Богомольцу были заданы вопросы о его помощниках, которых тот охарактеризовал с положительной стороны. Гибсон много говорил об освещении внешней и внутренней политики СССР с точки зрения британских интересов, но, как показалось Богомольцу, как-то вяло, без прежней определенности. Ясно, что после всего происшедшего он осторожничает, не желая ангажироваться. Надо ждать решения штаб-квартиры, а оно, как допускал Гибсон, может оказаться и неблагоприятным. Ему лично было бы жаль потерять такого помощника, как Богомолец, но разведка — область жесткого противостояния и потери неизбежны. Впрочем, в любом случае его протеже останется под контролем Интеллидженс сервис. Слишком много знает.

У Богомольца сложилось впечатление, что англичане не пойдут на полный отказ от с таким трудом созданной системы разведывательных операций против СССР с использованием опытных разведчиков из числа русских эмигрантов. Пока еще этот способ действий, конкретно в его случае, приносил определенные положительные результаты и, что особенно важно, обеспечивал поступление политической, экономической и военной информации непосредственно из СССР. А это в штаб-квартире разведки ценилось.

После беседы Гибсон и Богомолец немного прошлись по центру Праги, зашли в пивную, завсегдатаем которой, как говорили, был бравый солдат Швейк. Здесь можно было выпить пильзенского из кружки, которую жаловал сам солдат, большой кружки времен императора Франца Иосифа, с оловянной крышкой. Неважно, что таких кружек иногда оказывалось несколько. Ведь какой-то из них Швейк все же пользовался. Деталь, правда, состояла в том, что любимая кружка героя романа стоила в два раза дороже. Пиво, как всегда, было отменное. Гибсон заказал именно такую кружку, как бы подчеркивая свое личное расположение к Богомольцу.

Расстались хорошо. Богомолец возвращался в отель и думал о том, как иногда складывается жизнь человека. За прошедшее после окончания Гражданской войны время перед его глазами прошло немало судеб, которые заставляли задуматься о своем месте в этом мире.

Вот только что они сидели с Гибсоном в кабачке, процветание которому обеспечил помимо своей воли автор популярного произведения. А если задуматься, то какие интересные повороты бывают в жизни. Ведь Гашек служил в австро-венгерской армии, воевал на русском фронте, попал в плен, вступил в одну из чехословацких воинских частей, сформированных тогда в России. Позже они стали теми самыми белочехами, которые помогали адмиралу Колчаку, а потом сами же сдали его большевикам. Некоторое время Я. Гашек сотрудничал в газете «Чехослован», выходившей в Киеве. Богомолец занимался тогда журналистикой, писал в киевские газеты небольшие заметки, постоянно сотрудничал в шульгинском «Киевлянине». Лично Гашека он не знал, но газету, когда она попадалась в руки, просматривал. И человек с таким прошлым стал красным комиссаром, служил в Красной армии, принял революцию в России. Когда Богомолец оказался в Стамбуле, чешский писатель, совершенно случайно пришедший сегодня на ум, вернулся на родину. Написал блестящий по всем меркам роман «Похождения бравого солдата Швейка», его будут помнить долго, может быть всегда. Дома автора встретили не очень-то хорошо, но жил, работал, дышал воздухом родной земли, в ней покоится.

Видимо, вопрос, кому и как служить, будет до конца дней будоражить Богомольца, то отдаляясь, то стуча в виски.

Поразительную осведомленность ОГПУ о работе Богомольца на Интеллидженс сервис Гибсон связывал с присутствием в своем центре агента советской разведки, о чем он говорил уже давно, имея на то собственные доводы. На этом он настаивал и теперь, когда объяснялся с руководством по поводу вербовочного подхода советской разведки к Богомольцу. Сам Богомолец утверждал, что утечка идет от румын, не возражал и против версии своего шефа.

Контролировать дальнейшие события ИНО мог, располагая решением штаб-квартиры СИС в отношении Богомольца, его объяснениями, содержанием его разговоров с Гибсоном и Лаго, бесед Гибсона с Гольцем, а также перепиской последнего с Васильевым — другим помощником Гибсона. В этом квинтете у ИНО было два источника: А/243 и И/308 (Лаго и Гольц). Гибсон направил в Лондон рапорт Богомольца с изложением обстоятельств подхода к нему советской разведки, сопроводив его таким своим заключением: хотя он и считает Богомольца расконспирированным, тем не менее полагает, что следует «принять этот дерзкий вызов со стороны противника». Звучало очень дипломатично, но однозначно в пользу Богомольца.

Ответ из Лондона не заставил себя ждать и был весьма неприятен для Гибсона: «Работу с Богомольцем прекратить». Этот ответ вынуждал Гибсона просить личного свидания с руководством службы, которое ему разрешили, и он отбыл самолетом в Лондон.