Я опустился в кресло пилота, положил руки на клавишную панель, выбивая команды, касающиеся крепежа и переходных шлюзов.

Ничего не произошло.

Я попробовал снова, и по-прежнему ничего не произошло.

Значит, Капа не был столь самонадеян. Он заблокировал систему.

Возможно, он знал какую-то секретную команду, позволявшую открыть переходной шлюз с другой стороны, как раз на случай, если кто-нибудь попытается запереть его вне собственного корабля. И поэтому же он пожелал оставить его пустым, когда перебрался к нам на борт.

— Двигательный отсек! — Я выпрыгнул из кресла и бросился к лестнице. — Двигатель! Скорей!

Никто из них не колебался. Эмилия прокладывала путь, как пружина, отскакивая от пола и стен, как умеют лишь те, кто исследовал тоннели: уже не бег, но ещё не полёт. Я наблюдал, как Сири взирала на это с открытым ртом, когда вместе со своим командиром следовала за Эмилией гораздо медленнее и весьма неуклюже. Вдруг Сири стала медленно оседать, её лицо приобрело неприятный серый оттенок. «Сотрясение мозга, — подумал я. — И возможно, тяжёлое».

Я подтолкнул Сири перед собой, и она угодила прямо в руки Терезы Дражески. Опрометью бросился к двери, оставшейся у них за спиной, перекатился через порог, вскочил на ноги. Я и не думал, что на такое способен. Резко обернулся. Как раз вовремя, чтобы заметить, как со скрипом открылся главный переходной шлюз.

Капа, залитый собственной кровью, пошатываясь, стоял внутри.

Не всё оружие было при нас. Он взял меня на мушку. Я метнулся за перегородку и обеими руками хлопнул по активной панели.

На этот раз удача улыбнулась мне. Переходной шлюз заскрипел, издал шипение, но закрылся, отделив нас от Капы тяжёлой металлической дверью.

Отрезал нас от кабины пилота, где Капе было подвластно открыть дверь с помощью одной-единственной команды.

Рядом со мной стояла Тереза.

— Этим займусь я. Активируй спасательное устройство.

Я отступил, а она нацелила своё стреляющее эпоксидным клеем оружие на дверные швы и выстрелила, заклеив дверь. Потом в довершение она сломала прикладом панель доступа. Сила удара была такой, что она взмыла над полом. Фейерверк искр и вспышка красных огоньков.

Я предоставил это ей, а сам обратился к гиперпространственному двигателю. Он был до смешного мал: металлический корпус неправильной формы, сплошные кнопки, трубки и выступы. Металлические трубы разветвлялись и вмуровывались в потолок и в палубное покрытие.

Каждый ГПД-корабль был наделён функцией спасательного средства, а панель доступа позволяла активизировать и точно регулировать её. Если с кораблём было что-то не так, скажем, если по его корпусу ударили из пушки, двигательный отсек превращался в спасательный шлюп. Двигатель создавал возможность перехода: модуль возвращался обратно в прежнее место.

Я ввёл стандартные аварийные коды быстро, как только мог. Когда на экране появились данные, я выругался.

— Проблема? — спокойно спросила Тереза.

— Они уничтожили программу. Не уверен, что спасательная функция сохранилась.

В стенах были аварийные ниши, и Эмилия уже устроилась в одной из них. Вокруг лодыжек Сири были затянуты ремешки, но защитную маску и ремни безопасности она ещё не натянула. Её оружие было нацелено на дверь, но дуло колебалось и подрагивало, а лицо Сири позеленело.

Дверь скрипнула: реакция гидравлики на эпоксидный замок. Я принудил свои пальцы с неистовой скоростью перебирать клавиши, чтобы по фрагментам восстановить код.

Дверь скрипнула снова.

— Так, всё это обещает быть интересным. — Тереза расположилась как раз перед дверью, поднимая оружие. Она не могла убить даже для того, чтобы спасти собственную жизнь, но собиралась встать между нами и тем, чем бы оно ни было, что готово было прорваться через эту дверь.

Я оглянулся на экран гиперпространственного двигателя. Я не мог думать ни о её действиях, ни о скрипнувшей двери, ни об Эмилии. Мне надо было отыскать фрагменты и крупицы функционального назначения, которые Капа оставил после себя. Я должен был связать их вместе, используя полузабытый язык из тех недолгих времён, когда я сам управлял ГПД-кораблём.

И должен был сделать это немедленно.

Дверь поддалась. Эпоксидный клей дал трещину. Тереза замерла, держа оружие наготове.

Я нашёл последнее звено, объединившее две команды вместе:

— Готово!

Тереза повернулась и одним прыжком оказалась в центре отсека. Я вылетел, как пуля, вслед за ней, ударившись о замок на внутренней двери. Тереза устроилась в своей спасательной капсуле, и только потом её руки начали так сильно дрожать, что она никак не могла справиться с пряжками. Я тоже спрятался, пристегнулся и опустил герметичную крышку. Перед тем как я проскользнул внутрь и защёлкнул пряжки, наши взгляды на мгновение пересеклись. Я схватил защитную маску, загерметизировался и нажал на красную кнопку.

Всё вокруг зашаталось, рухнуло, снова всплыло. Гравитация пропала, и я начал падать… падать.

Падать.

Не падать.

Парить.

Я то и дело кувыркался, а надо мной, в одном из иллюминаторов, вращался оранжево-красный газовый гигант Ризетри. Потом он пропал — осталась лишь чернота — и вдруг всплыл снова.

Мы выбрались из ловушки и оказались в яме.

Потому что мы находились на борту корабля, полёт которого не был санкционирован. Корабля, стремительно проносившегося сквозь систему Эразмус.

— Пожалуйста, только бы работала двусторонняя связь, — пробормотал я.

Долей секунды позже раздался предупреждающий голос:

— Лётный контроль системы Эразмус — неопознанному кораблю. Идентифицируйте себя и всех членов экипажа, сообщите цель перелёта, или вам предъявят обвинение в его незаконности.

— Капитан Амеранд Жиро, служба безопасности Эразмуса.

Я быстро, не останавливаясь, произнёс свой идентификационный код, молясь о том, что назвал им код, полученный в этом месяце, а не в прошлом. В таком случае они могли просто… нет, мы сбежали от тех идиотов не для того, чтобы нас подстрелил Лётный контроль.

От тех идиотов. Капа… Спланировал и пытался осуществить похищение новых праведниц, а сейчас находится посреди неизвестности в стандартном, старом, напичканном подслушивающей аппаратурой корабле, на палубе которого распластались мёртвые тела Кешема и Леды.

— Жиро? Что произошло? — произнёс голос на другом конце. Кровь так громко шумела в ушах, что я с трудом узнал его.

— Колдер? — спросил я, изо всех сил надеясь, что не ошибся. Колдер был неплохим парнем. Ещё одним, кто не мог поднять головы. Как и я. — Ты?

Но ответившим был не Колдер. Голос принадлежал незнакомцу. Холодный, отрывистый, почти механический.