Версии, как видите, очень неплохие… Но гармонично вписать все это в респектабельный профиль Льва Карловича не получается никак — хоть стреляйся.

Мы тут за короткое время «подняли» про него все, что только можно. Знаете, есть старый испытанный метод формирования для себя эвентуального образа персоны, свободный доступ к которой закрыт напрочь. Собрать в кучу все имеющиеся в наличии сплетни и слухи, разложить по категориям и все их тщательно проанализировать. Если сплетен и слухов много (как раз наш случай — за три дня столько всего откопали, жуть!), обязательно будут систематические повторы каких-либо характерных черт. Пример: Вася невелик ростом и любит поесть. Он может быть добрым и злым, сочинять дрянные стишки и воровать со склада сгущ, и об этом никто, кроме нас, никогда не узнает. Но все, кто его знает «издали», уверенно скажут: мелкий и пожрать мастер!

Про Сенковского в этом плане можно было сказать одно: «мистер Респектабельность». Или даже так: абсолютный чемпион России и СНГ по респектабельности. Уже одно лишь происхождение говорит само за себя: из семьи бедной интеллигенции высшей пробы (которая умрет с голоду, но не поднимет гривенник с земли, потому что люди могут плохо подумать!). Впрочем, происхождением в наше время никого не удивишь, люди ведь в первую очередь судят о человеке по делам его насущным. И судят всегда отнюдь не беспристрастно, а местами и вообще предвзято до упора. Ради эксперимента попробуйте пособирать «народную информацию» про наших олигархов: уверяю вас, столько не подтвержденной никем «клубнички» (или «чернухи» — это уж как хотите) обнаружите, что все волосы встают дыбом и долго потом не опускаются.

Так вот, при всей разноречивости слухов и сплетен… никто ни разу не упрекнул Сенковского в каком-либо поступке, который мог бы бросить тень на его реноме!

Западные «товарищи», кстати, которых можно смело считать лучшим детектором нечистоплотности наших «больших людей», безоговорочно и в один голос отдают Сенковскому лавровый венок за первое место среди «наших» по чистоте и порядочности. Звучит это примерно так: если уж кому и верить из русских, так это Сенковскому. С ним можно смело заниматься любыми делами, без всякого риска для своей репутации.

Может быть, как раз благодаря этому он и достиг таких невиданных высот, что другим «большим» даже и не снились…

Я чего тут рассыпаюсь по поводу благопристойности нашего главного фигуранта: хочу, чтобы понятно было, как мне непросто разместить в его образном пространстве какое-нибудь жуткое злодеяние.

Это ведь примерно то же самое, как Вася Крюков во фраке и в лакированных туфельках на званом обеде у английской королевы. Представляете себе такую картинку?! «…Чего это вы ножками сучите, молодой человек? — Да так, ваше величество… Хочу выйти, чтобы уладить проблемы своего лучшего друга, с которым я надеюсь познакомить вас поближе сегодня вечером…»

Короче, подогнать под Сенковского что-либо из ряда вон криминальное, равно как и просто какую-нибудь заурядную «бытовуху», было до того трудно, что опускались руки.

И ладно бы, если это была бы только моя личная проблема. Но мы до сих пор работали втемную, а нам нужна хотя бы какая-нибудь захудалая, но более-менее реальная версия. Трудиться было бы не в пример легче и проще. Сказал бы я, допустим, Иванову: судя по всем параметрам, Сенковский заставил супругу вытравить плод и собственноручно закопал его где-нибудь на огороде. Теперь она терзается, винит себя и его, и все такое прочее, как у классика. Тогда можно было бы работать предметно: искать огород, плод, зловещую лопату и все прочие сопутствующие аксессуары злодеяния.

А так у нас ничего нет, кроме великого любопытства: и чего же такого у них там могло случиться?! Совсем как в каком-нибудь классическом детективе: есть труп и куча знати, ловкий Эркюль ходит вокруг и, подкручивая усики, всех подряд интригует — вот ужо я вам подам к ужину преступника!

В нашем случае, правда, одно маленькое исключение. У нас нет заветного трупа. И, по большому счету, уверенности в том, что преступление вообще место имело, — тоже нет. Это по поводу «а был ли мальчик».

Зато у нас имеется беспорядочный массив информации эмоционально взвинченного (и потому закономерно необъективного) Ростовского и мои выводы по этому массиву.

Валера бежит «пятерку» непозволительно быстро — в среднем получается двадцать три минуты. Начинает трусцой и минут семь-восемь вообще молчит. Учитывая, что на прослушивание вопросов ему нужно меньше минуты, делаю вывод: встал, но не проснулся. Потом просыпается, приходит в себя, начинает потихоньку болтать и невольно разгоняется до хорошей крейсерской скорости. Это происходит неумышленно: Валера — спортсмен. Более того, он по натуре чемпион, это я уже говорил. Когда Валера отвлекается на изложение и пытается повнятнее сформулировать свои наблюдения, то забывает про темп, и у него невольно включается соревновательный автоматизм, заставляющий его ноги (если будет позволительно так выразиться) бежать быстрее. В конце он чувствует, что времени остается мало, и, боясь упустить что-то важное, торопится выложить все, что имеет. При этом он ритмично дышит и как бы выталкивает короткие фразы. «…Испытывает неприязнь… Хм-фу-фу… Нет, даже не неприязнь, а что-то другое… Хм-фу-фу… Ну, короче, сам понимаешь, что… Хм-фу-фыкххх… А уж он под нее стелется, блин, — ну просто полный отпад… Фу-фу-фу…»

В общем, об эстетике восприятия умолчу — сами видите, а про какие-то глубинные эмоциональные оттенки даже и говорить не приходится. Как и о плановом изложении материала в соответствии с предъявленным вопросником (я на тот же диктофон наговариваю, на чем нужно сфокусироваться, «заостриться», осветить подробнее, что «фильтровать» и на чем не зацикливаться — коротенькая запись секунд на сорок).

Получается не совсем здорово. Вернее, пока почти совсем не получается. Трудно в деталях описать свои дневные впечатления за пятнадцать минут. Я, да и любой другой нормальный пехотный офицер, эту «пятерку» бежал бы не меньше часа! И за это время, естественно, успел бы, помимо всего нужного, еще и с десяток анекдотов рассказать и поделиться своей точкой зрения на ближайшие перспективы развития экономического кризиса.

В этом деле у нас только один, зато большущий такой, плюс — конспирация. Хлопцы из «наружки» вряд ли заподозрят, что товарищ, бегающий с такой скоростью, может при этом еще и наговаривать что-то на диктофон. За это Валере большое спасибо: не подставляет.

Вот вам итоги первых дней пребывания Ростовского в цитадели:

— между хозяевами как будто пролегла безразмерная полоса отчуждения. Живут врозь, общаются только для поддержания имиджа крепкой семейственности, чтобы деловые партнеры и свет не вообразили себе невесть что;

— поведение хозяев неравноправно. Он всячески перед ней «стелется и пресмыкается» (дословная цитата из Ростовского), она как бы помыкает им — во всех доступных формах…

Видите: все «как будто» и «как бы» (столичное слово-паразит), отчетливо оформленных ощущений нет, впечатления смазаны, все туманно и расплывчато, как в утренней дымке. И вообще, все в этой семье настолько необычно и непонятно, что порой возникает давно забытая неуверенность в своих силах. А не погорячился ли я, понадеявшись на возможность проведения «дистанционного» анализа через восприятие ситуации Ростовским — парнем развитым и неглупым, но по сути своей чемпионом и отставным спецназовцем?!