«Надо что-то делать!» – молил о помощи Вольчик, рассматривая в зеркале свою опухшую физиономию.

«Надо что-то делать!» – предупреждали Вику сестры Баттерфляй, опасаясь за судьбу успешного трио.

«Что-о-о-о?!» – орала в ответ растерянная Вика.

«Не вздумай выйти за него замуж!» – в очередной раз били тревогу родители, обнаружив на тоненьких лапках бабочки фиолетовые синяки.

«Выходи за меня замуж», – предлагал протрезвевший к утру Гена. И она серьезно раздумывала над предложением новоиспеченного бизнесмена.

Секс перед завтраком, после завтрака, перед обедом и, если получится, после стирал ночное беспокойство и сулил бесконечное удовольствие. Вика решилась.

– Да-да-да! – выдохнула она ему в ухо, и Гена полетел.

Объявили о помолвке – Вольчик праздновал помолвку. Выбирали свадебное платье – Гена отмечал каждую примерку. Покупка туфель закончилась трехдневным загулом. Вика не выдержала и сказала: «Стоп!»

Вольчик рыдал и обещал закодироваться. Будущая жена пряталась у родителей. Гена приобрел баллончик с краской и старательно выводил под окнами «Я люблю тебя!». Вика задраивала окна и не подходила к телефону. Бывший футболист часами просиживал на лавочке у подъезда, вызывая жалость соседей. Вика была непреклонна.

Убедившись в безрезультатности выбранной стратегии, Гена сменил тактику и залег на дно. Две недели рыночные продавцы клали половину выручки в карман, а в городе начали поговаривать о таинственном исчезновении известного бизнесмена Геннадия Вольчика. Подозревали конкурентов и строили самые отчаянные предположения. К счастью, Вика не смотрела телевизор и не слушала радио. Она просто недоумевала, поводя отяжелевшими от тревоги крылышками.

К концу второй недели Гениного отсутствия тревога усилилась, и Вика затосковала. В карьере «Сестер Баттерфляй» наступил трудный период и длился до тех пор, пока за одним из столиков не появился Гена, худой, черный и трезвый.

– Прости меня, – жалобно попросил он Вику в гримерной и бухнулся на колени, невзирая на посторонних.

Девочки, прихватив костюмы, тактично удалились.

– Где ты был? – прошептала порозовевшая от счастья Вика.

– Я люблю тебя, – не поднимая головы, отвечал Вольчик, пытаясь унять бившую его дрожь.

– Где ты был? – заплакала Вика и опустилась на колени.

– Я без тебя умру, – пообещал Гена и тоже заплакал.

Потом в гримерке что-то гремело, привлекая внимание охранников. Но вход в нее тщательно охранялся верными сестрами Баттерфляй до тех пор, пока двери не открылись и смущенная Вика не поинтересовалась:

– Ну что же вы там стоите, девочки?

Девочки тактично промолчали.

Удержались от комментариев и родители невесты. И только мадам Вольчик сказала свое веское слово:

– Жениться на танцорке? Ты уже женился на проститутке. И что из этого вышло?

Гена повесил было голову, но потом, собравшись с духом, решительно возразил, для пущей убедительности используя красноречивую нецензурную лексику.

Выслушав сыновнюю тираду, мадам Вольчик прозорливо изрекла:

– Время покажет…

Гена хлопнул дверью – маман зарыдала: жизнь не удалась! Через минуту опомнилась и выпила чаю. Еще через минуту – загрызла яблоко. А к вечеру позвонила портнихе и договорилась о встрече – где наша не пропадала!

В загс будущие супруги отправились на своих двоих в сопровождении «Сестер Баттерфляй». Обменялись кольцами и с готовностью пообещали регистраторше прийти лет этак через двадцать пять, а может, через пятьдесят. В общем, как получится. А пока – извините, простите. Труба зовет, паровоз гудит. Следующая станция – Черное море.

Свадебное путешествие длилось три дня. На четвертые сутки супруги поссорились. Гена вернулся на рынок, Вика – в гримерную. Жизнь диктовала свои законы. Один из них Гене особенно нравился: «Да убоится жена мужа своего». Вольчик требовал подчинения – Вика сопротивлялась. Гена цитировал Библию вперемежку с Домостроем и упрекал жену в безнравственности. «Ни одна порядочная женщина не станет трясти титьками перед чужими мужиками», – корректно намекал Вольчик на аморальный образ жизни супруги.

– Ты моя жена? – грозно пытал Гена.

– Твоя, – соглашалась Вика и сворачивалась калачиком.

– Я что, денег мало зарабатываю, чтобы моя жена в кабаках плясала?

– Я хочу иметь свои деньги, – мягко настаивала Вика.

– На что они тебе? – недоумевал Вольчик и становился чернее тучи.

– Ну что ты обижаешься? – ластилась Вика и просила отсрочки.

– Когда? – требовал определенности Гена.

– Ты понимаешь, мне нравится, – расправляла крылышки готовящаяся к полету бабочка.

– Нет, не понимаю. Не понимаю, как может это нравиться!

– Ну ведь раньше тебе это тоже нравилось? – напоминала Вика.

– Раньше ты была кто?

– Вика.

– Нет, раньше ты была никто. А теперь – моя жена. И твое место – дома.

– Я почти все время дома. Только вечер.

– И вечером ты должна быть дома. Вот моя мать… – Гена поднимал вверх указательный палец и глубокомысленно умолкал.

– Ну я же не твоя мать… – расстраивалась Вика.

– Моя мать – святая женщина, – декларировал Вольчик и вскакивал с кровати.

А Вика даже не догадывалась предложить мужу: «Вот и живи со своей матерью!» Вместо этого она испытывала чувство вины и старалась компенсировать его кулинарными изысками.

– Вкусно? – робко спрашивала Вика перед уходом на работу.

– В рот не лезет, – отвечал Гена и гневно отодвигал пустую тарелку.

– Постараюсь недолго, – обещала жена и в спешке убирала посуду.

– Да можешь вообще не приходить, – разрешал Вольчик и включал телевизор.

Вика приезжала под утро на такси и обнаруживала курящего мужа на кухне. Тот смотрел в одну точку и нарочито игнорировал вернувшуюся жену. Вика виновато садилась напротив и объявляла:

– Я пришла.

– Очень рад… – Гена пристально разглядывал супругу и брезгливо принюхивался. – Иди, прими ванну – несет не пойми чем.

Вика послушно набирала воду, взбивала пену и тихо плакала от невыносимой обиды. Успокоившись, возвращалась в пустую кровать и, обняв подушку, засыпала. Секса больше не было. Гена грозил разводом. Родители – одиночеством. «Сестры Баттерфляй» – нищетой.

«Прерванный полет» – так назвала Вика сложный период своей жизни, сделав выбор с учетом «пожеланий трудящихся». На одной чаше весов покоились семья, муж, счастливая старость, на другой – личная свобода и самостоятельность. Согласно непреодолимому закону земного тяготения перевесила первая. В результате Вика сменила костюм восточной красавицы на кухонный фартук и заняла свое место на рынке среди живодригущих стеллажей с солнцезащитными очками.