Может показаться странным, что космонавты и астронавты делали публичные заявления на тему, которая обычно остается прерогативой богословов. Но космическая гонка никогда не была только научным или технологическим соревнованием387. В политическом контексте холодной войны космические путешественники были необходимы обеим сторонам для демонстрации политического, экономического и технического превосходства, и их свидетельства о небесах несли существенную идеологическую нагрузку388. Космонавты и астронавты играли центральные роли в драме холодной войны, и окутывавшая их мифология имела немало общего389. И астронавтам, и космонавтам отводилась роль патриотичных, смелых и при этом каждому близких – обычных парней и в то же время супергероев390. Между ними было лишь одно ключевое различие: астронавты были богобоязненными, космонавты – безбожниками.

Джон Ф. Кеннеди и Хрущев, лидеры двух сверхдержав, противостоявших друг другу в холодной войне, уже с 12 апреля 1961 г., когда Гагарин стал первым человеком в космосе, обменивались взглядами на философский смысл космических путешествий. Когда в космос полетел Титов, Хрущев рассказал американским журналистам, что поручил ему на всякий случай проверить, есть ли на самом деле Бог и рай, о которых так много говорят священники. «В конце концов, Гагарин был там всего полтора часа, – шутил Хрущев. – Так что он мог и не заметить рая». Напротив, Титов летал целый день и подтвердил, что «там ничего нет»391. В свою очередь, Кеннеди на президентском молитвенном завтраке – церемонии, введенной Дуайтом Эйзенхауэром в годы холодной войны для духовной мобилизации американского общества, – сказал собравшимся, что религия является «сутью наших разногласий с теми, кто сделался нашим противником»392.

Резонанс, вызванный заявлением Титова на Всемирной выставке в Сиэтле, как и вообще высказывания космических путешественников на религиозные темы, был важным, но весьма своеобразным продуктом войны двух культур, достигшей апогея в 1950–1960‐е гг.: войны между наукой и религией, соперничеством благочестивого Запада и безбожного коммунизма. Фактически сама Всемирная выставка в Сиэтле была плодом этого противоборства: изначально она была задумана как способ повысить общественный престиж науки, поскольку, по выражению редактора журнала Astounding Science-Fiction Джона У. Кэмпбелла, «американский народ был до смерти напуган достижениями науки» – атомной бомбой, спутником и перспективой советского вторжения в американское воздушное пространство393. Но хотя выставка была задумана как ответ на вызов, брошенный советскими научно-техническими достижениями, она сама вскоре стала площадкой идеологических баталий, когда религиозные группы в противовес триумфу науки воздвигли павильон Христианского свидетельства напротив башни «Космическая игла» и по соседству с павильоном Науки.

Советское правительство извлекало свою пользу из достижений космических первопроходцев, чтобы провозгласить правоту научно-материалистического мировоззрения и доказать, что атеизм устраняет те препятствия на пути технических достижений, которые до сих пор существуют в капиталистическом мире. Соединенные Штаты, в противовес попыткам Советского Союза связать освоение космоса с атеизмом, подчеркивали религиозную веру астронавтов – этот процесс достиг кульминации в Рождество 1968 г., когда с американского космического корабля, совершающего облет Луны, транслировалось на Землю чтение Книги Бытия астронавтом Джимом Ловеллом. По мере эскалации противостояния коммунистического и капиталистического мира обе стороны искали способ показать, как влияет на человеческую жизнь «научное освоение той сферы, которая когда-то была заповедником тайн и вотчиной религии»394. Их расхождения по этим вопросам считались важнейшим индикатором противоположности двух мировоззрений и двух образов жизни и тем самым служили обоснованием претензий каждой стороны на моральную и политическую легитимность.

В то же время, несмотря на политические и идеологические различия, обе стороны, каждая по-своему и с разной мотивацией, были привержены концепции секуляризации, согласно которой сам ход исторического прогресса – индустриализация, бюрократизация, становление государства всеобщего благосостояния, покорение природы с помощью науки и техники – постепенно лишит религию ее значения не только в политической сфере и общественной жизни, но также в убеждениях и быту человека. Наука, в рамках этой концепции, не только лишает религию ее претензий на истину; она делает возможными чудеса, такие как космические путешествия. Чудеса науки, таким образом, позволяли поднять экзистенциальные вопросы о месте человечества во вселенной, и ничто не могло выразить этого более ярко, чем истории людей, достигших в своих путешествиях границ технических возможностей и философского воображения.