– Вяжется. – Карл мгновение помолчал, прислушиваясь к своей интуиции. Он привык к ней, так же, как его пальцы привыкли держать рукоять «Хаага». – Она сдалась прежде, чем у нее кончились силы, потому что он припугнул ее чем-то намного худшим.

– Что может быть хуже смерти от побоев? – Когда Нортон говорил это, в его глазах светилась ледяная ярость. Карл вполне допускал, что причиной этому не только Меррин, но и сам Карл. – Хотите, может быть, мне сказать, в чем была суть его угрозы?

– Дети, – тихо сказала Эртекин.

Карл кивнул:

– Да. Возможно, и муж тоже, но именно угроза добраться до детей решила дело. Он сыграл на ее генетических связях. Сказал, что дождется, когда дети вернутся домой.

– Вы не можете этого знать, – сказал Нортон. Он все еще был очень зол.

– Конечно, не могу. Но это самое очевидное объяснение. Он вошел, невзирая на защиту дома. Либо его впустила Монтес, потому что была с ним знакома, либо он выпотрошил программное обеспечение; в таком случае ему пришлось как следует изучить дом, и он наверняка знал, что там есть дети, и что они скоро вернутся. Этим рычагом он и воспользовался.

Он увидел, как напарники переглянулись между собой.

– Какая-то логика в этом есть, – сказала Эртекин больше самой себе, чем кому бы то ни было, – но вопрос остается. Если он собирался надавить на нее с помощью детей, почему не сделал это сразу? Зачем ему понадобилось утруждать себя плясками вокруг мебели?

Карл покачал головой:

– Не знаю. Но по мне этот выстрел выглядит как исполнение приговора. А избивал он ее с какой-то другой целью.

– Вроде допроса? Думаете, пытался выбить из нее признание?

Карл с минуту думал, уставившись на границу света и тьмы, туда, где кончался экран и начиналась стена.

Воспоминания извивались, как змеи, – казалось, эта полицейская заставляет его нырять в глубины памяти чуть ли не каждый раз, когда открывает свой проклятый рот. В тюрьме – вот, значит, какой у вас ход мыслей – ему вспомнился коридор «Фелипе Соуза» и холодная неотвратимость мыслей, посещавших его в ожидании спасателей. Сейчас он тоже вспомнил. Жаркая, крохотная комнатенка на задворках безымянной улицы Тегерана. На полу – разделенный тенью от решетки прямоугольник солнечного света, падающего из единственного окна. Застарелый пот и слабый запах горелой плоти. Разноголосые крики из коридора. Кровь на кулаках.

– Не думаю. Есть более разумные способы добыть информацию.

– Тогда что? – настаивал Нортон. – Просто садизм в чистом виде? Или это какие-то штучки, свойственные Ubermensch[37]? Генетически оправданный брутализм?

Карл на миг многозначительно посмотрел на Нортона. Тот выдержал взгляд. Карл пожал плечами и сказал:

– Может, это он со злости. Может, по каким-то причинам этот Меррин потерял самообладание.

Эртекин нахмурилась.

– Ладно, а потом он просто… Что просто? Просто успокоился и застрелил ее?

– Может быть.

– Я по-прежнему не вижу в этом особого смысла, – сказал Нортон.

Карл снова пожал плечами, на этот раз пренебрежительно.

– А должны?

– Что вы имеете в виду?

– То, что на базовом биохимическом уровне вы, Нортон, отличаетесь от Меррина. И все вы отличаетесь. В лимбической системе, мозжечковой миндалине и орбитофронтальной коре Меррина происходит около тысячи биохимических процессов, которые вам не свойственны. – Карл намеревался сказать это холодно и бесстрастно: взаимодействуя с людьми, он привык воздерживаться от намеков на конфликт в словах и жестах. Однако скука, звучавшая в голосе, изумила его самого, и он поскорее закончил – Конечно, вы не видите в этом смысла. Вам не на что опереться, чтобы понять этого парня.

В слабо освещенной комнате для собраний установилась тишина. Карл чувствовал взгляд Этрекин так, будто это было прикосновение. Он посмотрел на свои руки:

– Вы сказали, он убил еще двадцать человек.

Нортон принял подачу:

– Семнадцать убийств подтверждены следами генетического материала, обнаруженными на месте преступления. Еще в четырех случаях у нас нет полной уверенности. И это не считая людей, которых он убил и съел на «Гордости Хоркана».

– Ага. У вас есть карта убийств? Мест, где он побывал?

Он не поднял глаз, но снова почувствовал, как напарники переглянулись.

– Конечно, – сказал Нортон.

Он что-то сделал с инфопланшетником, и изображение крови Тони Монтес исчезло. На его месте высветилась карта Северо-Американского континента, прошитая нитями автомагистралей и рассеченная красными линиями границ Штатов Тихоокеанского Кольца и Союза. На карте – семнадцать черных квадратов и четыре серых, на каждом – миниатюрное фото жертвы. Карл встал и подошел поближе, чтобы лучше их рассмотреть. На квадратике Вольной Гавани Ангелин был снимок смеющейся Тони Монтес с праздничной прической и в платье с открытыми плечами. Он легонько коснулся снимка, и под ним замелькала информация. Мать, жена, агент по продаже недвижимости. Труп.

Он посмотрел на другие фотографии, испещрявшие карту. По большей части они были чем-то схожи: снимки беспечных живых людей в разные моменты жизни. На двух или на трех были голографические изображения с удостоверений личности, но с остальных, обрезанных так, чтобы за рамкой остались члены семьи или друзья, люди улыбались и щурились на камеру. Тут были лица разных национальностей и возрастов, от тридцати с хвостиком до старика под семьдесят. Семейные, одинокие, имевшие детей и не имевшие. Специалисты по информационным системам и чернорабочие и весь спектр профессий между ними.

Этих людей не объединяло ничего, кроме континента, на котором они жили, и факта, что они умерли.

Карл вернулся к Западному побережью. Нортон сделал что-то с инфопланшетником, и поверх основной карты возникла Область Залива Сан-Франциско. Место крушения «Гордости Хоркана» было отмечено слишком крупным для масштаба карты прямоугольником у берега, возле него столбиком располагались одиннадцать фотографий с фамилиями. Еще три красных квадрата скучковались вокруг Сан-Франциско и Окленда. Карл мгновение смотрел на них, ощущая, что с ними что-то не так. Он нахмурился, дотронулся до меток, прочел бегущую информацию.

Увидел даты.

– Да, верно. – Эртекин за его спиной подошла ближе. Неожиданно он ощутил ее запах. – Он возвращался. Два убийства в день крушения «Гордости Хоркана». Потом он пересек границу и оказался в Республике. Следующая остановка – Ван-Хорн, Техас, девятнадцатое июня. Эдди Танака, убит выстрелом возле публичного дома на десятом федеральном шоссе. А потом Меррин возвращается в Область залива, примерно четыре месяца спустя, второго октября, и убивает этого Джаспера Уитлока. Вам это о чем-то говорит?