Диск закатился в приемное гнездо, как монета в игровой автомат, и на экране появилась роза, нежно-алая, сочная, с искрящимися капельками росы на лепестках.

— Кто знает, прелестная Роза, — раздался серебряный голос Лолы, — не в твою ли честь назван этот цветок… Но даже если это не так, вы достойны друг друга, и каждая из вас достойна своего имени. Ты умеешь отдаваться Радости, как и она всю себя посвящает цветению. Но все то, что ты уже испытала — жалкое подобие, слабая тень, мутное отражение того, что тебе еще предстоит. Тебе выпал великий жребий: испытать не только радость красоты и покоя, беззаботности и наслаждения, но и радость высшую, которая до сих пор не была доступна никому. Ты достигнешь величия, все, до чего дотянется твой взгляд, будет подвластно тебе…

Исчезло изображение розы, остался лишь сам цветок, парящий в пустоте. А потом и роза исчезла… Осталась только капля, дрожащая на лепестке, полная трепетного света, единственного света, который был достоин ее прикосновения…

9 сентября 14ч. 22м.

— Готова! — доложил Саул в трубку радиотелефона.

Роза спала, губы ее улыбались, а зрачки стремительно носились по своим орбитам под опущенными веками. По правде говоря, он ее ненавидел, эту крысу жизнерадостную. В том балагане, что устраивали для нее в последние дни перед отлетом в Сиар, ему приходилось изображать Повелителя Тела. Раз в полгода или хотя бы в месяц — это было бы еще приемлемо, но не каждый же день…

Послышался рокот мотора — это четырехосный тягач волок сюда трейлер с лабораторией и всем начальством на борту. А может, пока время есть, чиркнуть ее ножичком по горлышку… Впрочем, Саул знал, что не сможет — одна только мысль об этом уже растекалась нестерпимой болью по суставам. Когда-то давно он попал к доктору Гобит из камеры смертников под ее личную ответственность. Ужас окраин Бонди-Хома и Карантинного порта, призрак с тесаком, пятьдесят три потрошеных трупа, Саул Коста, убит при задержании, кремирован, пепел развеян, чтоб неповадно было. Лучше бы и вправду развеяли, чем так вот… Где-то на дне сознания клокотали желания, и надо было их давить, давить, давить! Стоило им начать подниматься вверх по спинному мозгу, как все тело скручивала нестерпимая адская боль, во сто крат страшнее той, что испытали все его жертвы вместе взятые. Доктор Гобит, славный доктор, доктор Гобит — ай-яй-яй… Доктор Гобит им гордится — один из первых удачных опытов коррекции, понимаешь…

Видеоблок продолжал мурлыкать, на экране и так, и этак крутилась роза. Другая Роза сладко потягивалась во сне и томно постанывала. Едва Саул справился с приступом, дверь распахнулась, и доктор вошла. Саул, как всегда, приветствовал ее молчаливым поклоном.

— Саул, голубчик, ты все сделал, как надо, а теперь — пшел вон отсюда. Быстренько!

Он вышел, а они вошли — сам дженти Гресс, с ним толпа штатских и военных, то ли шестеро, то ли семеро, да еще докторов трое, как только они туда все втиснулись, ловкачи…

— Тихо, — оборвала Лола одного из штатских, которому приспичило о чем-то немедленно доложить дженти Грессу. — Попрошу здесь не топать, говорить как можно тише, а еще лучше — вообще молчать. Вам вообще не стоило сюда заходить. Даже вам, дженти Гресс, не стоило, а тем более всей этой толпе. Пока идет кодирование, любой посторонний звук может наложить на него свой отпечаток.

— Когда она проснется? — спросил Вико. — У нас мало времени.

— Она уже не проснется, — сообщила ему Лола, осторожно тесня посетителей к двери. — Во всяком случае, до того как сделает все, что надо. Вы хотели на нее только взглянуть? А теперь уходите — у вас свои дела, у нас — свои.

— Боюсь, что сложности у нас одни и те же, — сказал Вико уже на пороге, когда остальные уже вышли. — Кодирование можно прервать, а потом, скажем, через пару дней продолжить?

— И зачем тогда было нас торопить?

— Времени у нас действительно немного… — Он поймал себя на том, что Лола каким-то непонятным образом заставила его ощутить легкое чувство вины. — Гальмаро каждую минуту может вспылить, а последствий этого не знает никто, даже он сам. Вчера сиарцы попробовали провести собственную операцию. Отправили в пещеру три десятка бойцов, у которых бабки или матери были чистокровными маси.

— А почему маси? — заинтересовалась Лола.

— Только маси-урду не испытывают страха перед пещерой. Но дело не в этом. Они ничего не нашли. Абсолютно ничего. Они дошли до нужного места, спустились вниз метров на семьдесят, а там снова пошла точно такая же пещера. Вернулись с двадцать первой мили, когда стало слишком жарко, и перестало хватать воздуха.

— Вы боитесь, что наша Роза может пробегать без толку?

— Опасаюсь.

— Дело в том, дженти Гресс, что сжатые сроки вынудили нас произвести необратимые изменения в ее психике — раз, мы уже накачали ее всеми необходимыми препаратами — два, сейчас в нее вводится конкретная программа действий, снятие которой может вызвать у нее, в лучшем случае, неизлечимый психоз — три. Все! Роза Валлахо отныне — вещь одноразового использования и совершенно определенного назначения.

— Дженти Гресс, прошу прощения! — Рядом с Вико возник офицер службы охраны, протягивая ему сложенный вчетверо лист бумаги.

— Что это?

— Советник Бакс просил передать вам срочно. — Офицер стоял навытяжку, и чувствовалось, что он не совсем уверен в правильности своих действий. — Сказал, что это очень важно, хотя он не сомневается, что вы сами до этого додумались, но счел своим долгом даже в его теперешнем положении.

Вико уже не слушал его, он разворачивал лист, на котором жирными печатными буквами было написано: «Шеф, может быть, вы уже сами догадались, но на всякий случай сообщаю свои соображения: 1. Когда эта парочка скрылась, у них с собой был тартарриновый стержень, 2. Когда сиарцы пытались там что-то найти, у них тартаррина не было. Вопрос: что нужно иметь с собой, если хочешь на Тот Свет? Желаю успеха. Эксперт-советник Савел Бакс».

Вико сложил бумажку пополам и сунул в карман. Действительно, странно, что он сам не сообразил… Сначала исчез зонд на тартарриновом ходу, потом двое беглецов провалились в тартарары, прихватив с собой энергоблок другого зонда, значит, тартаррин — вот он, ключик к Бездне. Только не ясно, можно ли им отпереть дверцу на обратном пути…

— Лола, все в порядке. Продолжайте работать согласно плану. Нет у нас никаких проблем.

Ему не было страшно, пока он нес за пазухой крохотный кувшинчик, оказавшийся на удивление увесистым. Он только хотел как можно быстрее затеряться в толпе Просящих. Рабы могучих тланов и воинственных тигетов целыми днями с трех сторон осаждали Твердыню, коротая время ожидания Даров пением Славы Родонагрону и игрой в кости. Страх не вернулся к нему даже тогда, когда юноша, ничем не выделяющийся из толпы, подошел к нему и молча протянул раскрытую ладонь. Однорукий торопливо достал из-за пазухи свою ношу, которая уже несколько дней холодила его впалую грудь. Со стороны могло показаться, что Видящий прошел мимо, слегка зацепившись о полу его одежды. Прошли еще сутки, за которые лишь однажды на Просящих выпала сладкая манна. Однорукий нагнулся, чтобы наполнить свою торбу, но в этот миг на его плечо легла тяжелая рука. Нет, Милосердные Слуги не дремлют, Милосердные Слуги все видят, Родонагрон-бессмертный знает, кого брать на службу, кто действительно достоин пыли под его ногами…