– Славный мальчик! – проговорила Диана с улыбкой. Она подошла к дивану и уселась с краю, поближе к огню. – Вы, девочки, спу́ститесь ужинать в столовую или переку́сите здесь, в детской, вместе с Мэри?

– А к ужину надо будет переодеваться? – спросила Лавди.

– Что за дурацкий вопрос, дорогая! Разумеется, нужно будет переодеться.

– Тогда мы, пожалуй, здесь поедим – перекусим омлетом или чем-нибудь таким…

Диана вскинула брови:

– А Джудит не против?

– Я люблю омлет, – ответила Джудит, – да и платья у меня нету.

– Ну что ж, раз вы так хотите, я скажу Неттлбеду. Китти принесет вам еду на подносе. – Она сунула руку в карман своей кофты, достала сигареты и золотую зажигалку; закурила и потянулась за пепельницей. – Джудит, а где тот красивый ларец, что ты привезла с собой? Ты обещала мне показать его после чая. Неси же его сюда, посмотрим, что это за вещица…

Минут десять или около того они провели в созерцании красот кедрового ларца и замысловато устроенного замочка. Джудит было очень приятно видеть, как очарована Диана, как восхищается каждой деталью ее сокровища, открывая и закрывая крошечные выдвижные ящички. Она даже пообещала пожертвовать свою коллекцию раковин каури, чтобы заполнить один из них.

– Ты можешь использовать его как шкатулку. Для своих колец и драгоценностей. Здесь они будут как в надежном банке.

– У меня нет колец и драгоценностей.

– Нет, так будут. – Диана в последний раз опустила крышку и заперла замок. – Где ты планируешь держать его?

– У тети Луизы, наверно… Отвезу его, когда она приедет забирать меня на каникулы.

– Да, но это будет нескоро. А эта карга-экономка, – вмешалась Лавди, – отказалась выделить ей уголок в своем медицинском шкафу!

– Почему бы тебе не оставить его здесь? – предложила Диана.

– Здесь?!

– Да, в Нанчерроу. В своей спальне. И каждый раз, когда ты станешь приезжать к нам, он будет ждать тебя там.

– Но разве… – Однако в голове у Джудит крутилась лишь одна мысль: она опять получит приглашение приехать в Нанчерроу, этот визит не окажется единственным, она сюда вернется. – Но… он не будет вам мешать?

– Нисколько. И в следующий раз, как поедешь к нам, не забудь захватить кое-что из одежды – ты можешь оставить ее здесь без всякого стеснения, как если бы это был твой второй дом. И тогда тебе не придется ходить в обносках Афины.

– Мне эти вещи очень понравились. У меня никогда не было пуловера из кашемира.

– Тогда оставь его себе. Мы повесим его в твой шкаф, и это будет началом твоего здешнего гардероба.

Давным-давно примирившаяся с тем фактом, что очень пожилым людям не требуется много сна, Лавиния Боскавен лежала в своей мягкой двуспальной кровати головой к окну и наблюдала, как заря высветляет ночное небо. Портьеры были раздвинуты – разведены в стороны до предела: она всегда считала, что безрассудно пренебрегать такими бесценными сокровищами, как темнота за окном, сияние звезд, ночные звуки и запахи.

Портьеры эти были очень старые… пусть и не такие старые, как сама миссис Боскавен; они висели здесь столько же, сколько она сама жила в Дауэр-хаусе, то есть без малого полвека. От времени и от солнечных лучей они полиняли и износились, там и сям торчала наружу толстая подкладка, похожая на клочковатую шерсть старой овцы; шнуры на ламбрекенах и затейливые портьерные завязки расплелись, спутались и свисали беспорядочными комками нитяных петелек. Ну и пусть. Когда-то они были красивыми, она их выбрала, она их любила. И они останутся здесь до самого конца. До ее конца.

Сегодня утром нет дождя. И то хорошо, подумала она. Всю зиму дожди лили и лили, и хотя в свои восемьдесят пять она уже отказалась от прогулок до деревни и обратно и долгих пеших променадов ради моциона, было все-таки приятно иметь возможность выйти в сад и покопаться часок-другой на свежем воздухе: подсыпать опилок под розы или завязать в опрятные пучки листья желтых нарциссов после того, как цветки завянут и осыплются. В этом ей помогала оригинальная скамеечка для стояния на коленях, которую разработал и изготовил на лесопильне своего поместья племянник миссис Боскавен Эдгар. Подбитая слоем резины, она уберегала ее старые колени от сырости, а на крепкие ручки удобно было опираться, когда надо было снова подняться на ноги. Такое простое приспособление – и какое практичное! Практичное, как и сам Эдгар, которого бездетная Лавиния всегда любила и лелеяла, как родного сына.

Небо светлело. Прекрасный холодный день. Воскресенье. Она вспомнила, что сегодня к ней на обед приедут Эдгар с Дианой, а также Томми Мортимер и Лавди со своей школьной подругой. С Томми Мортимером она была давно знакома, они много раз встречались, когда он приезжал из Лондона в Нанчерроу отдохнуть от суеты большого города. Поскольку этот мужчина был близким другом Дианы и из него, как из рога изобилия, сыпались цветистые комплименты, Лавиния поначалу относилась к нему настороженно, подозревая недостойные намерения, и возмущалась тем, как он увивается вокруг жены бедного Эдгара. Со временем, однако, Лавиния убедилась, что он не из тех, кто разрушает чужие браки; теперь она только посмеивалась над его экстравагантными выходками и даже полюбила его. А вот школьная подруга Лавди – темная лошадка. Любопытно узнать, кого именно надумала ввести в дом эта строптивая, своенравная девчонка.

В общем, намечается целое событие. На обед будет парочка утят, свежие овощи, лимонное суфле и консервированные нектарины. На полке в продуктовой кладовой припасен круг отличного стилтона[29]. Надо напомнить Изобель, чтобы охладила рейнвейн.

Изобель…

В жизни престарелой Лавинии осталось мало треволнений и поводов для беспокойства. Она уже давно пришла к заключению, что бессмысленно волноваться о том, чего нельзя изменить, например, о собственной неизбежной смерти, погоде и всей этой заварухе в Германии. Поэтому, со стоическим терпением прочитывая газеты, Лавиния решительно обращала свои помыслы к чему-нибудь другому. Заказать новый розовый куст, подровнять живую изгородь, разобраться с библиотечными книгами, прочитать письма старых друзей и ответить на них. Потом – посидеть с рукоделием (она вышивала гобелен) и провести ежедневное совещание с Изобель по хозяйственным делам, благодаря чему хорошо отлаженный быт в небольшом доме катился как по рельсам.

Изобель-то как раз и давала повод для беспокойства. Она была лишь на десять лет моложе Лавинии, и вся домашняя готовка и уборка, которым она посвятила сорок лет своей жизни, становились ей уже не по силам. Время от времени Лавиния собиралась с духом и заводила речь о ее уходе на покой, но Изобель всякий раз воспринимала это болезненно и обижалась на хозяйку, как будто Лавиния старалась избавиться от нее. После этого служанка неизменно день или два дулась. Тем не менее им удалось-таки достигнуть кое-какого компромисса, и теперь каждое утро к ним из деревни приходила жена почтальона. Нанятая первоначально для «тяжелой» работы в саду и во дворе, она постепенно проникла в дом и взяла в свои руки прочие хозяйственные дела: натирала полы, чистила сланцевую плитку на крыльце и вообще содержала все в порядке и в ослепительной, благоуханной чистоте. Поначалу Изобель встречала эту добрейшую женщину холодным презрением, но, к чести почтальонши будь сказано, той удалось не только выдержать долгий период вражды и в конце концов сломить упрямство Изобель, но и найти путь к ее гордому сердцу.