По воскресеньям, однако, почтальонша не приходила, так что вся подготовка к званому обеду легла на плечи Изобель. Лавинии хотелось бы как-нибудь помочь ей, хотя она едва ли могла самостоятельно сварить себе яйцо. К тому же любая подобная попытка обидела бы Изобель, она предпочитала, чтобы никто не мешался у нее под ногами.

Где-то в саду запел черный дрозд. Внизу открылась и захлопнулась дверь. Лавиния пошевелилась на подушках и, повернувшись, протянула руку за очками, лежащими на ночном столике. Это был довольно большой столик, не уступающий по размерам маленькому письменному столу, ибо на нем должны были умещаться все важные мелочи, которые всегда должны быть под рукой: очки, стакан с водой, тарелка чайного печенья, маленький блокнотик и остро отточенный карандаш – на тот случай, если посреди ночи придет в голову какая-нибудь блестящая идея; фотография покойного мужа, Библия и, наконец, книга, которую Лавиния читала в эти дни, – «Барчестерские башни» Троллопа. Она перечитывала ее, наверно, в шестой раз, но Троллоп очень нравился ей, этот писатель словно брал за руку и нежно, ненавязчиво вел за собой в прошлое, где все было так легко. Лавиния с трудом нашарила очки. «По крайней мере, – подумала она, – я избавлена от муки лицезреть на своем столике вставную челюсть, скалящуюся из стакана». Зубами своими она гордилась. Многие ли восьмидесятипятилетние женщины могут похвастаться собственными зубами? По крайней мере, большей их частью. Ну а те, с которыми пришлось распроститься, были задними, и их отсутствие все равно не было заметно. Лавиния все еще могла улыбаться и смеяться, не боясь никого шокировать беззубой дырой или выскочившим протезом.

Она посмотрела на часы. Семь тридцать. Изобель уже поднимается наверх. Послышалось скрипение ступенек, шарканье старушечьих ног на лестничной площадке, затем беглый стук. Дверь отворилась, и служанка вошла, неся неизменный утренний стакан горячей воды, в котором плавал кружочек лимона. Зря она цепляется за эту старую традицию, Лавиния прекрасно могла обойтись без этого; но Изобель сорок лет подавала ей по утрам горячую воду с лимоном и не собиралась нарушать раз и навсегда заведенный порядок.

– Доброе утро. Холодновато сегодня, – произнесла она, расчистила место на столике и поставила поднос. Пальцы у нее были корявые, красные, суставы раздулись от артрита; поверх синего бумажного платья надет фартук с нагрудником. В былые времена она еще надевала нелепый пышный чепец из белого хлопка, однако Лавиния убедила ее отказаться от этой эмблемы лакейского звания, и без него Изобель выглядела намного лучше, являя напоказ свои седые курчавые волосы, собранные сзади в небольшой пучок, заколотый громадными черными шпильками.

– А, благодарю, Изобель.

Служанка закрыла окно; стекла заглушили песню дрозда. На ногах у нее были черные чулки, над поношенными туфлями с ремешком и пряжкой виднелись распухшие щиколотки. Ей бы самой сейчас лежать в постели и принимать от кого-нибудь на подносе теплое, успокаивающее питье. «Неужели, – думала Лавиния, – мне так никогда и не избавиться от чувства вины перед Изобель?»

Охваченная внезапным побуждением, она проговорила:

– Надеюсь, тебе не придется сегодня слишком тяжко. Может быть, нам вообще отказаться от этих званых обедов?

– Ой, только не начинайте все заново! – Словно страшась остаться без дела, Изобель нервными, торопливыми движениями стала поправлять портьеры. – Рановато же вы меня хороните!

– У меня этого и в мыслях нет! Просто я хочу быть уверенной, что ты не вымотаешься до потери сознания.

Изобель издала фыркающий смешок:

– Не дождетесь! Так или иначе половина дела уже сделана. Стол я накрыла вчера вечером, когда вы ужинали, да и овощи уже готовы. Брюссельская капуста. Ее чуть тронуло морозцем – похрустывает! Теперь надо приниматься за суфле. Эта Лавди без суфле не может.

– Ты ее балуешь, Изобель, балуешь, как и все остальные.

Изобель хмыкнула:

– Все они избалованы, дети Кэри-Льюисов, если хотите знать мое мнение, но это как-то не портит им характер. – Она наклонилась и подняла упавший со стула тонкий шерстяной халат Лавинии. – И я никогда не понимала, зачем они отправили Лавди в эту школу… Какой прок обзаводиться детьми, если отправляешь их из дома на край света?

– Видимо, они считают, что это ей только на пользу. Как бы там ни было, дело уже сделано, и девочка, похоже, прижилась в «Святой Урсуле».

– Хороший знак, что она привезла домой подругу. Если она заводит там друзей, значит ей не так уж плохо.

– Да, ты права. Но мы не должны забывать, что это нас не касается.

– Пусть так; но ведь нам не запретят иметь свое мнение? – Высказав свою точку зрения, Изобель двинулась к выходу. – Пожарить яичницу на завтрак?

– Спасибо, Изобель, дорогая, это было бы замечательно.

Служанка ушла. Звук ее шагов становился все слабее, по мере того как она осторожно спускалась по крутой лестнице. Лавиния представила себе, как она, держась за перила, шаг за шагом преодолевает ступени. Нет, избавиться от чувства вины не удастся никогда, но что делать? Ничего не поделаешь. Выпив свою лимонную воду, она стала думать о предстоящем обеде и решила, что наденет новое голубое платье.

По тому, как вела себя Лавди на следующее утро, стало совершенно ясно, что двоюродная бабушка Лавиния – одна из немногих людей (а может быть, и единственная), кто способен как-то повлиять на эту взбалмошную девчонку. Начать с того, что Лавди специально встала утром пораньше, чтобы вымыть голову, а затем без всяких возражений нарядилась в костюм, который Мэри приготовила для нее с вечера: шерстяное платье в клеточку с белоснежным воротничком и манжетами, белые гольфы и черные лакированные туфли на ремешках с пуговицами.

Найдя подругу в детской и увидев, как Мэри сушит и расчесывает ее мокрую шевелюру, Джудит забеспокоилась о собственной внешности. Внезапное преображение Лавди в нарядную, хорошенькую девочку заставило гостью почувствовать себя жалкой бедной родственницей. Красный, как ягода остролиста, кашемировый пуловер был по-прежнему великолепен, но…

– Я ведь не могу идти на званый обед в шортах! – пожаловалась она Мэри. – А школьная форма так безобразна! Не хочется ее надевать…

– Конечно-конечно. – Отзывчивость и практичность и тут не изменили Мэри. – Я пороюсь в гардеробе Афины и подберу тебе какую-нибудь симпатичную юбочку. А у Лавди ты можешь одолжить пару белых носков, таких же, как на ней сейчас. И туфли твои я начищу. Так что будешь опрятная и красивенькая, как новая монетка… Лавди, ради всего святого, не верти головой! А то мне никогда не управиться с твоими космами!

Без церемоний изъяв из вещей Афины клетчатую юбку в складку – в виде «килта» шотландских горцев, с кожаными бретельками и с пряжками на талии, Мэри стала ее нахваливать.

– Эти юбки просто прелесть – пойдут и на толстуху, и на самую худышку, только запахнул потуже – и все!

Она встала на колени перед Джудит, обернула юбку вокруг ее талии и закрепила ремешки.