А еще внезапная смерть, когда стану не нужен…

— Согласны? — он посмотрел на меня.

— Нет.

— Почему?

— Не хочу убивать.

— Вам жалко людишек? Эх, Михаил Иванович! Вы далеки от бизнеса и не знаете, что за твари им управляют. За каждым из них кладбище. Вас они сожрут и не поморщатся. Неужели не привлекает возможность распоряжаться чей-то жизнью? Безнаказанно казнить и миловать? Это упоительное чувство! Вам понравится.

— Нет.

— Это окончательный ответ? — прищурился он.

— Да. А теперь можете меня убить.

— Ничего вы не поняли, — вздохнул он. — Я никого не убиваю просто так. Да и смысла нет. Вы расскажете кому-то обо мне? Не поверят. Это, во-первых. Во-вторых, вы забудете о нашем разговоре. Я умею стирать память. Очень жаль, что ошибся в вас. Оставайтесь в своей песочнице! Копайтесь в ней до скончания дней! Вы мне не интересны. А теперь наклоните голову и не двигайтесь. Через несколько минут вы очнетесь и не вспомните ничего. Только не вздумайте дернуться! Мозг — деликатный орган, могу задеть не ту область. Последствия непредсказуемы. Замерли!

Я был очень зол и потому дернулся. В темя будто вонзилось сверло. Оно скрежетало, пробираясь через череп к мозгу. Боль, дикая боль! Затем мир исчез и наступила темнота…

* * *

Я пришел в себя на диване. Люстра на потолке освещала пустую комнату желтым светом лампочек накаливания. «Светодиодные с нужной температурой придумают не скоро, сначала будут люминесцентные», — пришла мысль. Что за бред? Я, кажется, задремал, спрашивается: с чего? Вроде ночью спал нормально.

В открытую дверь комнаты тянуло сквозняком. Я встал, сунул ноги в тапки и вышел в прихожую. Здрасьте! Дверь в квартиру распахнута настежь. Заходи, кто хочет, бери, что хочешь. Это как меня угораздило не запереть? Совсем крыша потекла. Я закрыл дверь и щелкнул замком — вот теперь в порядке. Повинуясь необъяснимому чувству, подошел к зеркалу в прихожей — большому, в рост человека. Специально повесил для Виктории, чтобы перед выходом из квартиры могла оценить себя с ног до головы.

Из зеркала на меня глянул здоровенный мужик в мятой футболке, трениках и тапочках на босую ногу. Рожа хмурая, недовольная, волосы на голове встрепаны. Я пригладил их ладонью. В тот же миг вокруг головы возникло, стало шириться и набирать яркость сияние. Вот оно вышло за пределы зеркала, заиграло красками и потекло вниз, обволакивая тело, пока не достигло пола. Что за хрень? Я поднес к глазам ладонь. Ее окружало такое же сияние, но теперь не в зеркале, а наяву. Внезапно с кисти будто содрали кожу и мышцы, я увидел каждую косточку, нервы и сосуды. По сосудам текла кровь: красная венах и алая в артериях. Это что творится, мать вашу?!

Я вновь глянул в зеркало. Сияние не исчезло, даже стало более плотным. В нем отчетливо просматривался каждый оттенок. Но это еще были цветочки. Над теменем будто факел из паяльной лампы горело пламя. Фиолетового цвета, размером с грушу. Я потрогал его ладонью. Никакого жара. Пламя словно не заметило препятствия — продолжило гореть, пронизав своим языком препятствие из мышц и костей. Следом в мозг хлынули воспоминания…

— Значит, забудешь? — произнес я. — Хрен тебе, сволочь!

Если Мурашко не знал себе цены, то Семен Яковлевич ее очень хорошо представлял. Нужно проработать десятки лет в клинике, насмотреться на людские боль и страдания, чтобы понять, на что готов человек с неизлечимым заболеванием. Или его родственники. И какие возможности заключены в доступе к услугам целителя. Потому Терещенко сделал все, чтобы экстрасенс занимался только делом и не вникал в мелочные хлопоты. Нужно сформировать и вести очередь из больных детей? Вот вам регистратор с медицинским образованием! Требуется компьютер? Пожалуйста! Исцеляйте, Миша, не отвлекайтесь на ерунду, ей займутся специально обученные люди. И они занялись. Когда очередь велика, неизбежно найдутся желающие ее обойти. Дальше объяснять? Только не подумайте плохого: взяток главный врач не брал принципиально — ни от кого и никогда. Но от благодарностей не отказывался. В чем разница? Взятку дают за не оказанную услугу, благодарность следует после. Ну, захотелось человеку таким образом высказать признательность врачам. Это преступление? Нет. Порыв души.

Сентенция: «уже оказанная услуга не стоит ничего» в СССР не работала. Благодарили исправно. Нет, случаи бывали, но таких хитрецов быстро ставили на место. Весть о том, что в Минской областной клинике лечат ДЦП, разнеслась по просторам великой страны. Этому способствовали публикации в центральной прессе и в медицинском журнале. Семен Яковлевич, что называется, взлетел, мгновенно оказавшись нужным самым разным людям, в том числе занимающим высокие должности. Ему звонили из Минздравов СССР и союзных республик, просили, уговаривали, обещали помощь. Умело выстроенный диалог, и клинике открывают дополнительное финансирование. В ее адрес направляются грузовики с самым современным медицинским оборудованием. Нет проблем с лекарствами, дезрастворами, одеждой для больных и постельным бельем. Что бы кто не думал, но на первом месте у Терещенко была клиника и ее коллектив. Личный интерес занимал второе, но тоже соблюдался. Как-то нехороший сын гор, обещавший главному врачу золотые горы за внеочередной прием сына, укатил, не расплатившись. Семен Яковлевич пожал плечами и продиктовал секретарше телеграмму в адрес Минздрава Грузии: «Информируем, что в связи высокой загрузкой клиники, прием больных ДЦП из вашей республики приостанавливается. Терещенко».

Ему позвонили через час.

— Сэмэн Яковлевич, дарагой! — зарокотал в наушнике голос заместителя министра здравоохранения южной республики. — Что случилось, а? Пачэму абижаешь?

— Это не я, — делано вздохнул Терещенко. — Целитель недоволен. Нехорошо ведут себя отдельные родители из вашей республики. Ты знаешь наши правила. Подожди в очереди, заплати в кассу кооператива пятьсот рублей — и получи исцеление. Хочешь быстро — заинтересуй целителя. Один ваш недавно много наобещал, но, получив желаемое, укатил, даже спасибо не сказав. Экстрасенс обиделся и сказал, что принимать ваших более не будет. Я его заставить не могу — в клинике он не числится, зарплату у меня не получает. В любой момент может помахать ручкой и уйти.

— Как зовут того, который не заплатил? — спросил собеседник. — Этого набичвари[45]?

Терещенко продиктовал имя, фамилию и адрес. Нужная карточка, загодя истребованная в регистратуре, лежала перед ним. Заместитель министра позвонил назавтра.

— Ты был прав, дарагой, — сообщил виновато. — Этот набичвари, сын козы и ишака, вздумал заработать. Дэнги на лэчение ему собирали всэм селом, а он их присвоил. Люди с этим разбэрутся. Умоляю, дарагой, пагавары са сваим цэлителем. У мэня в приемной радитэли дэтей. Услыхали, что их болээ не лэчат, набежали. Жэнщыны плачут.

«А еще требуют вернуть деньги», — усмехнулся про себя Терещенко. Как работает система здравоохранения Грузии он знал. И не только там. Ушлые руководители национальных минздравов настойчиво просили принимать больных из их республик только по официальным направлениям. Семен Яковлевич не возражал. Для него это была возможность работать легально. Не то могут спросить: почему в белорусской клинике лечат детей из соседних республик? Там свои больницы имеются.