Артельщиков было десять человек. Они путешествовали пешком, ночевали в палатке из теплой шкуры неведомого Развияру зверя, брезгуя постоялыми дворами и, как выразился предводитель, «уважая трудовую копеечку». У них были с собой имперские лицензии на вырубку леса, на охоту и на убийство собственно Смерти; одного взгляда на лицо Лукса хватило Развияру, чтобы понять: четвероногий никуда от этих людей не уйдет.

Появление Лукса не все приняли спокойно. Один, самый молодой, даже испугался, другие больше удивлялись, подходили посмотреть, потрогать. Зверуин, которого человеческое любопытство обычно раздражало, на этот раз не выказывал недовольства – наоборот, поднимал лапы, показывая втяжные когти, рассказывал о нагорах-зверуинах и вообще вел себя, как доброжелательный чужестранец, осознающий свое отличие от местных жителей. Развияр не был уверен, что артельщики приняли бы к своему костру обыкновенного двуногого бродягу, явись тот из ночного леса без зова и приглашения. Но Лукс был диковиной, и странников пустили в свой круг.

Горел большой костер. Выступала из темноты стена черных, поросших мхом стволов.

– Как пойдет косяк желтохвостой – знать, и Смерть за ней. Желтохвостую-то скупают купцы, дают имперский реал за каждую жабру! Чудо-рыба, не портится и не воняет, и мужская сила от нее прибывает, и все болезни проходят, так говорят. Потому желтохвостая в цене.

Зимой Смерть, оголодав, начинала метаться по рекам и озерам, охотясь из-подо льда. Артельщики срочно шли на вызов: неподалеку отсюда – может, полдня пути осталось – какую-то бабу утащило под лед, и ночью видели серебристый свет в речке.

– Она светится, когда темно. Так от нее и спасаются те, кто поумнее: спускают под воду весло, а к веслу зеркало приспосабливают, да не ленятся поглядывать. Как пойдут блики из-под воды – все, сматывай удочки. Говорят, она в темноте не видит, потому светится, всеед ее кишку!

– Вам за нее платят? – спросил Развияр. – За то, что вы ее убиваете?

Артельщик посмотрел непонимающе:

– За что платить? Наш ведь промысел. Что добыли, то имеем.

– Вы ведь людей от беды избавляете, – сказал Развияр.

– Ну да, – отозвался другой артельщик, давно не мытый, поросший дикой бородой. – Только что нам до их беды? Мы из Смерти светила выкачиваем.

– Чего? – удивился Лукс.

– А светится она, потому что внутри у нее светила, – пояснил предводитель. – А светила, это вроде чернил, только наоборот. За них, братцы, такую цену дают, что и рискнуть можно.

* * *

На другой день, еще до обеда, артель добралась до места. Лукс, никогда не позволявший себя вьючить, на этот раз взял на спину такую гору снаряжения, что интерес охотников превратился в стойкую симпатию. Развияр помалкивал; на этих землях за все счастливые совпадения принято было благодарить Императора, а за несчастья и невзгоды – проклинать Шуу. Будь Развияр с малых лет жителем Империи – благодарил бы теперь Императора, не переставая.

Широкая равнинная река, делавшая изгиб близ селения Журки, давно спрямила путь, пробив себе новое русло, а отделившееся в результате озеро местные прозвали Стариком. Снега почти не было – его сдул ветер, и поверхность Старика белела матовым, кое-где пузырчатым льдом. У деревянных мостков под правым, высоким берегом темнела заброшенная полынья – ее тоже затянуло, но лед был намного тоньше и зеленоватый. Края проруби дыбились иззубренными льдинами, и лежало на боку мятое, до половины вмерзшее ведро.

– Туда утащило, – сказал свекор погибшей женщины и ткнул пальцем, указывая под лед. – Говорил я ей воду отсюда не брать. Здесь мутно, и песок попадается.

– Ага, – предводитель артельщиков тоже не думал ужасаться или горевать. – По разлому видать – из старых… Лет десять ей, а может, и все пятнадцать. Они у себя в подземных реках такого мяса нагуливают…

– И светил в ней три мерки, – мечтательно предположил волосатый. – Или четыре.

– От берега отойди, – резко сказал предводитель Луксу, склонившемуся надо полыньей. – Сейчас посмотрим, здесь она или ушла. Может, нажралась да пошла к себе в нору – греться…

Предводитель вынул деревянную трубку, полую изнутри, засыпал в нее пригоршню круглых семян, блестящих и гладких, и, надув щеки, натужившись, выдул на лед, будто выстрелил. Шарики раскатились и замерли. Артельщики тоже замерли, застыв кто где, глазея на лед; лед дрогнул, шарики снова покатились – и замерли опять.

– Зде-есь, – протянул предводитель со свирепым удовольствием. – Сидит, милуха, всеед ее кишку.

Артельщики засуетились. Кто-то ставил палатку на почтительном расстоянии от берега, кто-то распаковывал поклажу. Развияр стал помогать, чтобы не замерзнуть. Лукс застыл над охотничьим арсеналом: неказистые с виду мужички подходили к делу серьезно. Здесь были арбалеты разных систем и размеров, набор болтов, окованных железом, гарпуны и пики, сеть из стальных колечек (такая тяжелая, что приходилось нести ее, разобрав на две части). Предводитель, забравшись на самую верхушку единственного в округе холма, осматривал оттуда реку и Старика. Вернулся озабоченный, сдвинув шапку на одно ухо.

– Большая, видно, тварь. И разгон у нее есть, если что, и дырка уже пробита, лед тоненький… Давайте-ка, хлопцы, дальше по берегу попробуем. Где лед покрепче. Тяните деревяхи, приманку… А ты, – он обернулся к Развияру, – что умеешь? Дружок твой тюки хорошо носит, это нам надо, а ты вот сам – поглядеть пришел?

– Он умеет стрелять, – поторопился с ответом Лукс.

Предводитель прищурился:

– Стрелять? Откуда?

Развияр длинно и выразительно посмотрел на зверуина. Пожал плечами:

– Было… Служил в страже.

– Покажи, – потребовал артельщик.

Развияр выбрал самый маленький арбалет, наложил легкий болт, поскрипел колесиком. Прицелился в помятое ведро, все так же лежавшее на краю замерзшей полыньи. Спустил тетиву. Арбалет был плохо пристрелян: стрела прошла на ладонь правее ведра и упала на лед.

– Мазила, – сказал Лукс.

– Да ничего, – предводитель покровительственно усмехнулся. – Научится.

Тем временем артельщики выдолбили яму в земле поодаль от проруби, вкопали в нее большую рогатку и привязали к ее «рогам» высушенную кишку всееда. Набили тряпьем старые рубашку и штаны, перетянули веревками, «зарядили» в рогатку. Предводитель ходил вокруг, проверял крепления, озабоченно качал головой:

– Ох, не близко ли стали, голубчики… Вон я сейчас уголок-то помечу, чтобы не дальше… Она ж разгонится, сволочь, а берег покатый…

Он снова зарядил свою трубку круглыми семенами и «выплюнул» их на лед. Окрашенные красным, кругляшки виднелись на льду, как капельки крови.

– Вот даже ближе… Вот так. И погодите, пусть только Ушан будет у рогатки, а прочие давайте на заграду – она ж старая, может ломануться. Лукс, – он чуть ли не просительно обратился к зверуину, – ты с копьишком-то ходил когда-нибудь?