— Государь! — прошептал Шарни. — Это очень большая ответственность: руководить выбором короля… Государь, я признаюсь в собственном невежестве, слабости, бессилии… Государь, позвольте мне не отвечать.

— Я вам помогу, граф, — молвил король — Выбор уже сделан К этому человеку я и хочу вас послать Вот уже готовое письмо, вам следует его передать. Таким образом, если вы назовете имя подходящего, по вашему мнению, человека, это не повлияет на мой выбор. Зато я узнаю имя еще одного верного слуги, у которого, несомненно, будет случай доказать свою преданность Итак, господин де Шарни, если бы вам пришлось поручить вашего короля чьей-либо смелости, преданности, находчивости, на кого пал бы ваш выбор?

— Государь! — с минуту подумав, отвечал Шарни — Готов поклясться вашему величеству, что я выбрал бы этого человека не потому, что меня связывают с ним дружеские и даже, я бы сказал, почти родственные отношения, но потому, что он известен всей армии своей преданностью королю; будучи командующим войсками на Антильских островах во время войны с Америкой, он бесстрашно охранял наши владения от посягательств неприятеля и даже отбил у него несколько островов; с тех пор ему поручались весьма ответственные посты, а в настоящее время он, если не ошибаюсь, является военным комендантом Меца. Я имею в виду маркиза де Буйе, государь. Будь я отцом, я не побоялся бы доверить ему своего сына; будучи сыном, я доверил бы ему своего отца; будучи верноподданным, я доверил бы ему моего короля!

Несмотря на то, что внешне Людовик XVI оставался, как правило, невозмутим, на сей раз он с заметным беспокойством слушал графа; по мере того, как он угадывал, кого имел в виду Шарни, лицо его все более прояснялось. Когда граф произнес имя маркиза, король не сдержался и радостно вскрикнул.

— Вы только взгляните, граф, кому адресовано это письмо, — сказал он. — Должно быть, само Провидение внушило мне мысль обратиться к вам!

Шарни принял письмо из рук короля и прочитал на конверте:

«Господину Франсуа-Клоду-Амуру, маркизу де Буйе, командующему военным гарнизоном в Меце».

Слезы радости и гордости навернулись на глаза Шарни.

— Государь! — вскричал он. — После этого я могу сказать вам только одно: я готов умереть за моего короля!

— А я, граф, скажу вам вот что: после того, что произошло, я не вправе иметь от вас тайн, потому что в час испытаний я вам и только вам, — слышите?

— доверю свою жизнь, жизнь королевы и моих детей. Выслушайте же, что мне предлагают и от чего я отказываюсь Шарни поклонился и приготовился слушать.

— Уже не в первый раз, как вы понимаете, граф, мне и моим близким приходится задуматься о том, как осуществить план, сходный с тем, который мы сейчас обсуждаем В ночь с пятого на шестое октября я собирался устроить побег королеве; ее должны были отвезти в Рамбуйе в экипаже, а я догнал бы ее верхом. Оттуда мы без особого труда добрались бы до границы, потому что тогда нас не охраняли столь тщательно, как теперь. Этот план провалился, потому что королева не пожелала без меня ехать и меня также заставила поклясться в том, что я без нее никуда не уеду.

— Государь! Я присутствовал при том, как трогательно обменялись тогда клятвами король и королева, вернее муж и жена.

— С тех пор господин де Бретейль начал со мной переговоры через посредничество графа д'Инисдала, а на прошлой неделе я получил письмо от Солера.

Король замолчал. Граф по-прежнему не проронил ни звука.

— Почему вы молчите, граф? — спросил король.

— Государь! — с поклоном отвечал Шарни. — Я знаю, что барон де Бретейль представляет интересы Австрии, и боюсь оскорбить вполне понятные симпатии короля к королеве, а также к императору Иосифу Второму, который приходится вам шурином.

Король схватил Шарни за руку и, наклонившись к нему, доверительно зашептал:

— Можете этого не бояться, граф: я, как и вы, не люблю Австрию.

Рука Шарни задрожала, так велико было его изумление.

— Граф! Граф! Когда столь значительное лицо, как вы, собирается пожертвовать собою ради другого человека, имеющего перед ним лишь то преимущество, что он — король, этот господин должен знать, кому он готов принести себя в жертву. Граф! Я уже сказал вам и готов повторить: я не люблю Австрию. Я не люблю Марию-Терезию, навязавшую нам Семилетнюю войну, в которой мы потеряли двести тысяч человек и двести миллионов семьсот тысяч квадратных миль в Америке; я не люблю ее за то, что она называла госпожу де Помпадур — шлюху! — своей кузиной; за то, что моего отца — святого! — она приказала отравить господину де Шуазелю; за то, что она пользуется своими дочерьми как дипломатическими агентами, за то, что через посредство эрцгерцогини Каролины она распоряжалась Неаполем, а через посредство эрцгерцогини Марии-Антуанетты она рассчитывала подчинить себе Францию.

— Государь, государь! — заметил Шарни. — Вы забываете, что я — посторонний, я — только слуга королю и королеве Французским.

Шарни сделал ударение на слове «королева».

— Я уже говорил вам, граф, — возразил король, — что вы — Друг, и я тем откровеннее могу с вами об этом поговорить, что мое предубеждение против королевы давно стерлось в моей памяти. Я не по своей воле получил в жены представительницу королевского дома, дважды враждебного Франции, как со стороны Австрии, так и со стороны Лотарингин. Я был недоволен, когда увидел, что к моему двору прибыл этот аббат де Вермон, мнимый наставник королевы, а на самом деле шпион Марии-Терезии, на которого я наталкивался по несколько раз в день, потому что у него было задание постоянно крутиться у меня под ногами, хотя я за девятнадцать лет не сказал с ним ни одного слова. Я вопреки своей воле был вынужден после десяти лет борьбы назначить господина де Бретейля дворецким в своем доме и мэром Парижа. Мне пришлось, так же не по своей воле, назначить первым министром архиепископа Тулузского, этого безбожника. И, наконец, сам того не желая, я выплатил Австрии миллионы, которые она собиралась выкачать из Голландии. А сегодня, сейчас, когда я говорю с вами, кто, унаследовав трон Марии-Терезии, дает советы и направляет королеву? Ее брат Иосиф Второй, который, к счастью, уже при смерти. Через кого он дает ей советы? Вы это знаете не хуже меня: через доверенных лиц все того же аббата Вермона, то есть через барона де Бретейля, а также через австрийского посланника Мерси д'Аржанто. За спиною этого старика прячется другой старик: Кауниц, семидесятилетний министр столетней Австрии. Оба эти старых фата, вернее обе эти старые вдовушки, помыкают королевой Французской через посредство модистки мадмуазель Бертен и цирюльника Леонара, которых они оплачивают из собственного кармана. И куда они ведут королеву? Они склоняют ее к союзу с Австрией! А Австрия всегда грозила гибелью Франции, и как союзница, и как соперница. Кто вложил нож в руки Жаку Клеману? Кинжал — в руки Равальяку? А Дамьену? Австрия! Прежняя католическая набожная Австрия сегодня отрекается от Бога и уже наполовину прониклась философским духом благодаря Иосифу Второму. Австрия ведет себя неосмотрительно, потому что вот-вот повернет против себя собственную шпагу, то есть Венгрию. Австрия близорука, она позволяет обкрадывать себя бельгийским священникам, уже захватившим лучшую часть ее короны — Нидерланды; Австрия зависит от Европы, однако она поворачивается к ней спиной, хотя, казалось бы, должна была не сводить с нее глаз, и бросает в войну с турками, нашими союзниками, отборные войска, чем помогает России. Нет, нет и нет, господин де Шарни, я ненавижу Австрию и не могу ей доверять.