Сызнова, что ли, для забавы либо ради какой-то одному ему известной надобности дряхлый мудрец решил прикинуться дурачком? Или аж так из-за Жеженя этого мучается, которого якобы на погибель услал?

Конечно, утешать да обнадеживать готового, кажется, даже всплакнуть волхва никто не стал.

Любослава — та вообще волчицей на него вызверилась:

— До крепкого света никуда не пущу! Хоть ты со мной бейся, хоть что, а не пущу ночью! Да и по светлу…

А Мечник неожиданно изловил так долго ускользавшую важную догадку за скользкий да короткий хвостишко.

— Слышь, — от нетерпения Кудеслав даже подтолкнул волхва, что в другое время и хранильнику, и самому же толкателю показалось бы непростительной дерзостью. — Слышь… А ты сам разве не умеешь… Ну, как ты же и говорил давеча — быстрей течения Время-реки плавать? Зван-то наверняка такое умение превзошел, оттого частенько и дознается про все наперед… А ты? Вот бы сплавал в грядущее да высмотрел, что там к чему. А то заладил: «Кто знает… может, так, а может, не так…»

Мечник осекся, потому что внезапно осознал, как смотрит на него волхв: в стариковом взгляде сквозила чуть насмешливая добрая жалость. Растерянно оглянувшись, Кудеслав обнаружил, что Любослава и ее недомерок смеют глядеть на него точно так же.

А хранильник заговорил:

— Что до Звана, то ты, мил-человече, не в глаз, а в бровь угодил. Зван, я думаю, попросту несоизмеримо больше обычного человека знает о том, что творится в мире. А потому умеет ПРЕДУГАДЫВАТЬ. И наверняка ему, Звану, ведомо о неполезности заглядывания хоть в дальнее, хоть в самое что ни на есть ближнее грядущее. Да, да, да! — повысил Корочун голос, заметив, что вятич собрался заспорить. — Ну, вообрази: пускай ты будто бы узнаешь, когда и какая приключится беда с разлюбезной твоею Векшей… Да не бойся! Говорю же: «будто»… Да… Ты же наизнанку вывернешься, дабы упасти, оберечь. Но время — оно коварная речка. Бросишь в него малый камень, и оно вмиг понанесет на тот камушек песку да плавнику, запрудит само себя, выпетляет из старого русла, польется по новому… Скажешь: «И хорошо!» — так? Зря скажешь. Всякое действие вызывает несметное множество последствий, угадать все из которых не в силах ни один человек. И, тщась отвратить предначертанное, ты, скорей всего, наворотишь такого, по сравнению с чем отвращенное покажется сущей безделицей.

Чем дольше слушал все это Кудеслав, тем сильнее проступало на его лице неудовольствие.

— Так что же, — наконец не выдержал он, — по-твоему выходит, будто нужно-таки просто сидеть сиднем, дожидаючись, как все само собой сложится-обернется?

Волхв тоже скривился.

— Ничегошеньки ты, друже, не сумел понять. Или я не сумел объяснить толком? Ладно… — Старик прищурился. — Для краткости скажем так: пытаться как-либо переменить грядущее может лишь тот, кто его не ведает. Тот же, кто исхитрится дознаться о грядущем НАВЕРНЯКА, именно и должен сиднем сидеть. А поскольку редко кто из таких, дознавшихся, будет способен усидеть этим самым распроклятым сиднем, то и нечего совать нос, куда не след. Теперь понял?

— Нет, — упрямо сказал Мечник. — Не понял. Зачем же вы, волхвы, предсказываете людям судьбу? Ежели знанье грядущего аж этак опасно…

— Знанье знанию рознь, — перебил его волхв. — Дозволительно предсказывать то, чего уж никак не избегнуть, либо то, что можно угадать наперед безо всякого кудесного предсказанья (неурожай, к примеру), либо то, во что попросту откажутся верить… Да… А вот раскрыть человеку отмеренный ему жизненный срок — означает содеять тому человеку зло. Или еще… Ответь: почему иные прорицания не сбываются?

— Прорицатели неумелы, — пожал плечами Кудеслав.

— Не без того, — охотно согласился хранильник. — Несть средь нас числа и неумелым, и недобрым совестью — всяким таким, которые худо соразмеряют, кому какое знанье можно доверить. Подумать тошно, сколько человеков до смертного одра просидело под яблоньками с раззявленными ртами, дожидаючись обещанной вкусноты! Кабы таких вот не обнадеживали, они бы, поди, натрясли себе с тех яблонек сколь душе угодно… — Старик гулко и протяжно вздохнул, мельком оглянулся на Остроуха. — Хорошо хоть, что отдаленное грядущее, знанье коего могло бы — именно «могло» и именно «бы»! — привести к поистине ужасающим бедствиям… вот оно-то на самом деле непознаваемо. И не потому, что отдаленное будущее труднодоступно. Наоборот, заглянуть за сотни лет куда проще, нежели за десятки дней. Да, заглянуть-то легко, но вот высмотреть в увиденном ответ на хоть самый простой вопрос, насущный для ныне живущих… Это никому не по силам. На том и хвала богам.

— Ну уж, будто бы! — со злым недоверием протянул Кудеслав (разглагольствования хранильника уже допекли его до мозга костей).

И не только разглагольствования.

Конечно, Мечник превосходнейшим образом понимал: страшный напастьник вряд ли оставил их совсем уж в покое, а потому Любослава права — до света соваться наружу глупо… Однако же понимание пониманием, а смириться с вынужденным бездельем вятичу было трудно. Не сказать, что он проникся уже страхом за судьбу аж всего мира. Но воплощенная жуть бродила теперь где-то там, снаружи, между ним и беззащитной Векшей.

Если ржавое чудище поймет, как можно подломить под себя Мечника Кудеслава… Если оно догадается, что на единственный Векшин крик можно купить Мечникову волю, отвагу, самую жизнь…

С яростным рыком вятич затряс головой, словно бы хотел вытрясти из нее страшные мысли. Нельзя, ни за что нельзя допускать такое на ум, в котором умеет копаться ворог… Но что же делать, что, что? Безоглядно кидаться в подвластную нездешним силам ночную темень нельзя; ожидание становится пыткой; и уж всем мукам мука — праздно внимать спокойным речам о бессилии (к чему бы там ни относились эти самые речи).

Может быть, волхв, умеющий слышать чужие мысли, сумеет прямо вот сей же миг как-нибудь упредить Векшу о возможной угрозе?

— Нет, — от внезапности этого ответа на незаданный вопрос Кудеслав, вздрогнув, чуть не поранился лежащим на коленях мечом.

А волхв поспешил объяснить свой отказ.

— Могу, но не стану, — торопливо сказал он. — Если я выкрикну мысль так громко, чтобы Векша услыхала на подобном удалении, тот, нездешний, подавно услышит. Коли он еще сам не додумался, так не к чему его научать, а коли додумался, то упреждать Векшу поздно. И будет об этом, слышишь?! Пока он не услыхал… если уже не услыхал. Ужели я должен втолковывать тебе, ломаному да тертому ратоборцу, что при иных делах благо лишь в недеянии?!

— Ну уж, будто! — Мечник вновь скривился, не шибко приязненно косясь на старика. — Всегда можно найти, что бы такое свершить для чужой и собственной пользы. А «благо в недеянии» — это для… — он хотел было сказать «для боязливых», но вовремя спохватился, что выйдет уж чересчур обидно. — Для слишком осторожных. И для… для…

— Ленивых, — услужливо подсказал волхв, зыркнув на Кудеслава с неприкрытой насмешкой.