– Чего он собирается сделать? – поинтересовалась Талея. – Разве можно отсюда проникнуть взором в Куглух через все магические завесы, которыми обложил себя этот Эйякрат?

– Мастер магию делаед. – Большего трясущийся ассистент выговорить не смог. Лишь кончиком крыла указал на равнину.

Ветер все усиливался. Флор поплотнее укутала плащом нагие плечи, Мадж старательно удерживал шляпу с пером. Ветви выгибались наружу. Резкий треск говорил, что напор ветра приближается к пределу. Громадные дубы стонали, отзываясь протестом от макушки до корня.

– Но что он пытается сделать? – настаивала Талея, прячась от ветра за стволом дуба.

– М’немаксу призывает, – проговорил перепуганный ученик, – а я на эду пакость даже глядеть не хочу. – И он обхватил себя крыльями поплотнее, пряча физиономию за кожистым коконом.

– М’немакса – это легенда. Его не существует, – возразил Мадж.

– А вод и нед – существует! – раздался писк из-под крыльев. – Существует, и Мастер его призывает… Вон, слышь, а… Не буду глядеть.

Джон-Том крикнул на ухо Талее, чтобы перекричать ветер:

– А кто или что такое эта «Оом-не-макса»?

– Легенда. Одна из старинных легенд. – Талея жалась к стволу. – Это бессмертный дух, состоящий из многих, но единый… Он может явиться в любом обличье. Одни говорят, что он или она прежде действительно существовали. Другие утверждают, что он возникает лишь время от времени – когда его призывают колдуны, чародеи и ведьмы. Коснуться его – значит умереть. Поглядеть на него – если волшебник не защитит – тоже смерть, только медленная и еще более мучительная. В первом случае ты сгораешь, во втором сгниваешь заживо.

– Ну, мы-до в порядке, мы-до в порядке, – настаивал Пог. – Уж и Мастер сказал – оно дак и есть.

Джон-Том еще не видел крылатого задиру столь присмиревшим.

– Только я все равно на него глядеть не хочу, – продолжал Пог. – Мастер сказал – мол, формулы да эллипсы его удержат. А если нед?.. Если он вырвется, сказал, мол бегите – и все будет в порядке. Мы не стоим его внимания, и он не станет преследовать.

По стволам и ветвям деревьев вокруг поляны огнями Святого Эльма пополз серый свет. Засветились на черном фоне серебристые силуэты. Поляна превратилась в зеленую чашу, расшитую серебряной филигранью. Земля затряслась.

– А эта штуковина действительно может сказать Клотагорбу то, что он хочет узнать? – Джон-Том все с меньшим скепсисом относился к талантам волшебника.

– Оно знает все пространство и время, – ответил мыш. – Оно-до знает, чего Мастеру нужно, долько вод скажет ли.

Выдр издал приглушенный трепетный вздох удивления.

– п-мое! Вы тока поглядите!

– Не хочу! Не хочу! – мяукал Пог, сотрясаясь под крыльями всем телом.

Клотагорб стоял внутри солнечного знака. Не опуская рук, он медленно обернулся. Заклинанию отвечал хор, раздававшийся снизу. Чародей говорил со звездами, но отвечала земля.

И вдруг с неестественной быстротой на поляну клубами повалили черные грозовые облака, темными глыбами нависавшие над нею. Черные тени закрыли приветливое лицо луны. Время от времени огненным росчерком, раскаленной лавой перебегала меж облаков молния.

В древних деревьях бушевал уже ураган. Джон-Том жался к земле, стараясь спрятаться за гнутым корнем мудреца-дуба, Мадж с Талеей – тоже, Пог, словно черный лист, качался над ними. Флор жалась к Джон-Тому, но им было не до друг друга. С поляны со свистом разлетались ветви и листья.

Однако ничто не коснулось произносившего заклинания чародея. Ветры ревели в двойном эллипсе, рвались наружу, но солнечного знака они избегали. И над центром поляны в величественном вихре кружили грозовые тучи, полные энергии и влаги.

Ударившая вниз молния ожгла землю далеко от Клотагорба – и в щепки разнесла два могучих дерева.

Невзирая на стоны ветра, на близкий гром и на вой вихря, почему-то они все-таки слышали ровный голос Клотагорба. Пытаясь прикрыть глаза рукой от несущейся пыли и мусора, Джон-Том выставился из-за корня, чтобы глянуть на черепаху.

Волшебник легко поворачивался внутри символа солнца. До него не дотягивалась бушующая вокруг буря. Солнечный знак светился оранжевым светом.

Клотагорб помедлил. Руки его медленно опустились к невысокой кучке разных порошков в центре внутреннего эллипса. Теперь он медленно и осторожно читал заклинание… Эту дюжину слов знали немногие маги и разве что пара физиков.

Древнее дерево содрогнулось. Неподалеку два дуба поменьше, с корнями вырванные из земли, исчезли в небе. С поляны доносился могучий нарастающий грохот, достигающий поистине вулканической силы… Коротко вспыхнул огонь – к счастью, никто не глядел в ту сторону.

Тень, явившаяся из этого огня во внутреннем круге, лишила Джон-Тома и его компаньонов остатков самообладания. Он просто не мог дотянуться до рта, чтобы заткнуть его тыльной стороной ладони… Голосовые связки не могли передать терзавшие его звуки.

Тихие странные стоны срывались с губ Флор. Мадж с трудом выдавил свист. Все недвижно застыли, парализованные обличьем М’немаксы, чей облик преобразует континенты, а удар копыт изменяет орбиты миров. М’немакса решил явиться конем, похожим на тех, что существуют, и все-таки отличающимся от них. Каждое крыло огромного жеребца было, наверное, не меньше шестидесяти футов. Но плоть духа лишь отчасти могла быть материальной. Тело его состояло из солнечных протуберанцев, сливающихся в облик коня. Красно-оранжевое пламя срывалось с хвоста и гривы, с могучих копыт и величественных крыльев, языки его исчезали в ночи.

На самом же деле клочья солнечной плоти, достигая пределов двойного эллипса, не принося вреда, исчезали в термоядерной пустоте, суть которой постиг только сам Клотагорб. И хотя крылья М’немаксы разрывали ткань пространства, а пылающие копыта били по плоскости существования, призрачный жеребец не мог прорвать границы, назначенные ему волшебным искусством.

Но видение не тускнело. Каждый огненный клок, срывавшийся с демона, замещался новым. Очертания не изменялись – М’немакса постоянно обновлял свою плоть. В отличие от земных коней, у него были настоящие огненные бивни, внутри пламенных челюстей пылали остроконечные зубы.

И во всей этой огромной конской фигуре, в живом солнечном жеребце, чье дыхание испепелило бы самого Аполлона, только два темных пятна не были сотканы из вечно обновляющегося огня… Глаза – столь же невыразимо холодные, сколь беспредельно пламенным было тело.

Глаза духа-жеребца М’немаксы по-стрекозиному сидели наверху головы… Огромные, почти соприкасающиеся шары. Для нормальной лошади они были чересчур велики, но это для нормальной. За так и не улегшимся вихрем Джон-Том вроде бы различал внутри всевидящих черных шаров крошечные огоньки: пурпурные, красные, зеленые, голубые… чистейшего белого цвета. Они ровно светили посреди бушующего вокруг пламени.

И хотя юноша этого не знал, глаза эти были кусочками Последней Вселенной – той великой, что обнимает вместе с нашей тысячи остальных. Галактики плыли в глазах М’немаксы…