Не местный! Он, оказывается, не местный, он не может ее помнить, не может знать ее позорную историю. Встреча с прошлым откладывается. Как замечательно! Она с некоторых пор поняла, что люди, с которыми она последнее время знакомится, относятся к ней очень хорошо, по-настоящему хорошо. Людмила, Ираида, Николай Георгиевич. Даже этому Игорю она симпатична, сразу видно. Значит, она ведет себя правильно, тем более что вести себя именно так ей приятно и удобно.

Игорь здорово хромал, и они все шли к дому очень медленно, приноравливаясь к его тяжелой неровной походке. Наташка едва сдержалась, чтобы не задать традиционный в таких случаях идиотский вопрос: а тебя на войне ранило, да? Сейчас за завтраком все сам и расскажет.

Николай Георгиевич шел и молча грустил. Почему она сделала вид, что не услышала его слов? Наверное, она и мысли такой допускать не хочет — и тогда все равно, что именно он сказал, и где именно — в конюшне ли, на озере ли…

Ладно, как бы там ни было, озеро он ей все равно покажет. Его собственное озеро. И его собственный остров. Сюрприз!

И вдруг он вспомнил: она же откуда-то отсюда родом. Тогда никакого сюрприза может не получиться…

Свежеумытый, даже еще с мокрой челкой, Андрюшка сидел за тем самым столом короля Артура и всем своим видом демонстрировал обиду. Горькую и незаслуженную. Николай Георгиевич расстроился, принялся извиняться, объяснять, что его не хотели будить ни свет ни заря, а ушли погулять на минутку, потому, что Наташа ведь не видела, какая тут замечательная заимка, просто настоящий дворец, правда? Собственно, единственный вопрос, который интересовал Андрюшку по-настоящему, — это как там Колдун. Они уже ходили кормить его сахаром? Если нет, то тогда ничего, завтрак он как-нибудь переживет.

Завтрак, выгружаемый на стол Игорем, внушал почтительный трепет. Эмалированная миска с творогом, килограмма два, если не больше. Яйца, штук сорок, два кольца колбасы, одно совсем темное, другое — посветлее, наверное, копченая и вареная. Банка со сметаной, банка с медом, банка с солониной. При виде последней у Наташки защипало в носу от приступа сентиментальности. Мамка тоже готовила солонину впрок. В чистом виде она, конечно, была абсолютно несъедобна, ни под пиво, никак, что бы там ни говорил ее папашка-алкоголик. Но некрасивые коричневые куски в супе становились несравненными, ароматными, розовыми. Суп она сегодня сварит обязательно. А то взяли моду — ничего, кроме кофе, дома не держать…

Овощи тоже были прошлогодние, но на удивление хорошо сохранившиеся. Должно быть, в правильном подвале хранились, апрель на дворе, а морковка не сморщенная, свекла — одна в одну. Последним на стол Игорь выложил, почему-то не из рюкзака, а из кармана, лохматый пучок петрушки и укропа. Пучком этим он явно гордился, обмолвился, что хозяйка его экспериментирует, тепличку в этом году завела.

Вообще этот Игорь с каждой минутой становился Наташке все симпатичнее и симпатичнее. Он говорил легко и много. Но именно говорил, а не болтал, забавно и интересно. И историю свою он рассказал, как и обещал.

Райцентр, школа, поступить никуда не получилось, армия, потом снова армия по контракту, на этот раз — горячая точка. Ранение, вроде пустячное, но как-то очень быстро началась гангрена, полевые условия же. Ногу ампутировали почти до колена. До этого места Наташка Игорю горячо сочувствовала, а дальше могла только молча ужасаться. Он вернулся домой на плохо прилаженном протезе, и это обстоятельство не прибавило ему шансов найти работу. Не то чтобы нормальную — любую. Он стал пить, желающих поднести герою, как ни странно, всегда хватало.

Николай Георгиевич увидел его на вокзале, бросил в картонную коробку пятьсот рублей и собирался было пройти мимо. Почему не прошел — загадка. Остановился. Сказал: хочешь жить нормально? И трясущийся с похмелья Игорь ответил: а выйдет?

Игорь рассказывал, как обустраивался на новом месте, как нестарая вдова сделала ему предложение, и как он согласился от безысходности, а совсем скоро понял, что любит свою Ольгу и ее сына Гришку. Он говорил, а Наташка все пыталась понять: как он так просто рассказывает ей, постороннему человеку, что валялся пьяный под заборами, просил милостыню? Может, то, что мучило ее семь — целых семь! — лет, на самом деле пустяки? И никакой это не позор, подумаешь, со сверстниками не поладила… Вот перед ней мужик, которому ой как в жизни досталось, — и ничего! Смеется, жена у него, приемный сын, работа с любимыми лошадьми, друг вон какой! Она вынырнула из омута своих эмоций только тогда, когда Игорь сменил тему разговора:

— Пару кобылок нам бы хороших, слышь, что говорю-то, Коль? И тогда заводик свой, я уж и паренька в помощь присмотрел. Молодой, правда, да наш, лошадник. А?

Это он Николая Георгиевича Колей называет, сообразила Наташка. Она в принципе и раньше подозревала, даже почти уверена была, что наследный принц — обычный нормальный человек. Может, и невестой он ее сегодня представил не просто так, не в шутку, как он любит, не из серии «сударыня» да «позвольте ручку поцеловать»…

Наташку аж в жар бросило. Это что же получается, у нее предел мечтаний — как у него домработницей сделаться, а он вон чего задумал? Что же делать, что? Он же такой, она знает, он невыясненных вопросов не терпит, он обязательно спросит ее сегодня, а что она может ответить? Какая из нее, к черту, невеста? Бывшая любовница мелкого базарного торговца, подпорченный товар. Беглая прислуга, которую и собственная мать знать не хочет. А самое главное — она уже семь лет знает, что настоящая семейная жизнь не для нее. Какая семейная жизнь, если детей нет и быть не может? Фикция, а не семейная жизнь.

— Наташ, ты, гляжу, загрустила чегой-то. Может и правда, верхами с Колькой до озера махнете? Знаешь, какое у Кольки озеро?

Все засуетились. Андрюшка настроился канючить: ведь если дядя Коля и Наташа уедут верхами к озеру, то поедут они, понятное дело, на Колдуне и Бандитке, а что тогда ему, Андрюшке, делать? Наташка порывалась убрать со стола, но Игорь не давал, смеялся, что она все равно здесь ничего не знает и только время зря потратит. Они пытались отбирать друг у друга миски, Андрюшка продолжал митинговать, а Николай Георгиевич молчал. Недобрые предчувствия — вот как это называется. Ничего у него не выйдет.

— Послушай, сынок, дядя Игорь тоже на лошади приехал. Мы попросим его, и он тебя покатает, — сказал он, думая совершенно о другом.

— Ага, только лучше Колдуна коня нет, я же знаю!

— Конечно, нет, — серьезно согласился Игорь. — А теперь представь, как моей Зоське обидно. Кто на заимку в гости ни приедет — всем Колдун нужен. А ей тоже внимания хочется.

Наташка благодарно улыбнулась. Игорь-то, оказывается, психолог. Это был правильный ход: единственный аргумент, способный заставить ребенка отказаться от немедленного свидания с любимым конем, — это жалость к незнакомой Зоське.

— Ладно, — согласился Андрюшка. — Зоська — это тоже хорошо. Берите Колдуна и Бандитку, надо же Наташе на твое озеро посмотреть, да, дядя Коля?