Разумно, подумал я, испытав прилив уважения к командованию части. Что бы там ни происходило, а военные остаются верными присяге. Интересно, сколько их на весь город? Сотня? А на всю часть – единицы? И все же вот они не бросили оружие, не оставили позицию, а продолжают, несмотря ни на что, нести службу.

А ведь если бы не солдаты, то уличные молодчики давно бы уже разграбили оружейные хранилища и развлекались стрельбой по городским скульптурам и архитектурным памятникам.

Я оперся о капот и посмотрел за спины часовых, в просвет между полуоткрытыми воротами.

– Ребята, кто в части командир?

Солдаты некоторое время смотрели, не мигая. Потом первый выплюнул сигарету.

– А тебе-то какое дело?

Похоже, на случай визита одиночки-штатского часовые инструкций не имели.

– Мне надо пообщаться с ним, – ответил я и, заметив рацию на бедре первого часового, добавил: – Звони. Скажи, физик приехал. Хочет поговорить о мерах по ликвидации разрастающейся опасности катастрофы.

Последнюю мысль я сформулировал не совсем четко, но исправляться не стал.

Солдаты переглянулись.

– О каких еще мерах? – спросил второй.

– Я не буду излагать эти сведения дважды, – сказал я, давая понять, что дело в дефиците времени, а вовсе не в том, что у солдата звание не позволяет слышать важную информацию.

– Ладно, – сказал первый часовой. – Только от машины отойдите на пару шагов.

Он вытащил из подсумка рацию и, поднеся ее к губам, сказал:

– Товарищ майор! Тут физик какой-то приехал. Хочет поговорить об… об ликвидации. Прием.

– Какой на хрен физик?.. – затрещала рация.

– Не знаю… – сказал солдат. – Мужик какой-то. Гражданский.

Рация долго молчала и, наконец, выдала:

– Ладно. Проведите его.

– Есть, товарищ майор! – сказал солдат и хотел положить рацию на место, но потом, внезапно опомнившись, спросил: – А куда вести, товарищ майор?

– Ко мне, придурок! – гаркнула рация.

Солдат обиженно ухмыльнулся и запихнул рацию в подсумок.

– Давай, Толий, – бросил он напарнику.

Тот хотел было поспорить, но передумал.

– Идемте, – сказал он.

Мы вошли на территорию части, обогнули здание КПП и двинулись к штабному корпусу.

Я взглянул в сторону казармы, служившей мне последние недели пристанищем. Было странно видеть клумбы, утыканные фонарями, перенесшимися в этот временной пласт вместе со мной, и одновременно понимать, что на этой территории я нахожусь впервые.

Когда до штабного корпуса оставалось метров пятнадцать, дверь открылась, и на крыльцо вышел коренастый амбал. Он скрестил руки на груди и уставился на меня из-под мохнатых бровей.

– Товарищ майор!.. – начал было сопровождавший меня солдат, но амбал коротко рыкнул:

– Свободен!

Солдат развернулся и зашагал обратно.

Майор подождал, когда я подойду ближе, и затем спросил:

– Ну?

Я назвал свою фамилию и должность, которая была в институте.

– Дежурный по части майор Копылов, – сказал амбал. – Дальше что?

– Я хочу поговорить с командиром части или исполняющим обязанности.

– Зачем?

– У меня есть план, как вывести страну из сложившейся ситуации. В смысле, план освобождения.

– От кого? – ухмыляясь, спросил майор. – От кретинов, которые ходят по городу?

– От противника, оккупировавшего центр столицы.

Майор насквозь пробуравил меня выпученными глазами. Он молчал так долго, что я не выдержал и, прокашлявшись, спросил:

– Так вы меня сведете с командиром или мне в другую часть обратиться? – Я сделал безразличное выражение и посмотрел на здание хозяйственного корпуса.

– Что вы мне за абракадабру тут втираете? – прогремел майор. – Какому идиоту сейчас центр может понадобиться? Его химики разрушили. Нет там сейчас никого.

– Как хотите. – Я пожал плечами. – Где тут ближайшая воинская часть?

Майор Копылов опять надолго задумался.

– Ну, ладно, – наконец сказал он. – Говорить – не мешки ворочать. Пройдемте.

Он повернулся ко мне спиной и шагнул в здание.

Я здесь бывал уже и раньше, но ничего ценного для себя не находил.

Майор не спеша поднимался на второй этаж, а я шел следом, глядя на его камуфлированную поясницу. Я думал, мы идем к полковнику или генералу, но, поднявшись, мы миновали холл и вошли в маленький кабинет со стеллажами, заставленными папками и макетами бэтээров и танков.

К тяжелому письменному столу был приставлен легкий, почти кухонный, столик, засыпанный крошками и табачным пеплом.

На тумбочке стояла знакомая уже газовая печка (а может, это была та же самая?), рядом пачка чая и коробка сахара-рафинада.

Майор кивнул головой на кресло.

– Чаю? – спросил он.

– Да, спасибо, – сказал я и поискал глазами посуду, но ничего, кроме металлической кружки на столе не увидел.

Копылов подошел к шкафу и, открыв дверцу, достал небольшой круглый поднос с фиолетовыми китайскими чашками и чайничком.

– Керамика, – сказал майор. – Исинская глина.

Он зажег огонь и поставил греться воду в обычном стеклянном кофейнике.

Затем передо мной появилась открытая металлическая коробка, внутри которой лежало четыре одинаковые упаковки.

– Чай «Пуэр», – сказал Копылов. – Один из самых дорогих сортов в Москве.

Я посмотрел на этикетку. И впрямь «Пуэр». Стало быть, и майора затронул бум. Впрочем, что в этом плохого? Через полгода или год чай все равно потеряет свойства. Стоит ли пить дешевый «Липтон»?

Майор вытащил пачку чая. На руке его блеснули золотые часы. Я успел разглядеть надпись «Ролекс».

– Конечно, не «Дахунпао», – сказал Копылов. – Но тоже ничего.

– Простите, что?

– «Дахунпао», – повторил майор. – Это самый дорогой чай в мире. Растет в Китае высоко в горах на пяти кустах, и тем кустам около четырехсот лет. За двадцать гребаных граммов этого чая дают двадцать пять тысяч бакинских. А сейчас-то Китай безлюден. Границ между государствами нет. Можно полететь на самолете, найти в горах эти кусты и… – Майор резко рубанул рукой воздух. – Выкопать на хрен с корнями. Знаешь, зачем?

– Зачем?

– Можно привезти эти кусты сюда, в Москву, и посадить в части.

– Климат не тот, – сказал я, стараясь быть осторожным в словах, чувствуя, что этого человека легко оскорбить.