Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Избегаю соблазна набрать еще книг с собой, спускаюсь в метро и еду на Маяковскую, откуда дохожу до Литейного, перехожу на другую сторону, где углубляюсь во двор во второй подворотне от Невского.
Уже не помню, что там такое. Просто книжный магазин, та же "Старая книга", букинистический или просто прикормленное место, заходил несколько раз в девяностом году продать книги и сразу уходил.
До магазина снова не дохожу, какой-то там имеется, похоже, что книжный, есть и четверо мужчин, которые стоят перед входом, двое рядом, двое по отдельности.
Скоро уходит электричка домой, я на подъеме от первой продажи, вечером прогулка с Юлей, поэтому тороплюсь закончить и здесь поскорее, чтобы вернуться в город.
Останавливаюсь сам, смотрю на них, они на меня, достаю из сумки через плечо кого-то из Мориса нашего Дрюона и жду реакции, ясно же, что мужики тут не просто так стоят. Должны обозначиться сами, если есть интерес.
Подходят двое мужчин, те, которые по отдельности, пара негромко переговаривающихся остается на месте.
— Продаете? — спрашивает первый, в очках, разглядывая книгу у меня в руках.
— Конечно.
— Почем? — спрашивает очкарик, второй смотрит мне в лицо, а не на книгу почему-то.
— Восемьдесят копеек, — говорю я, вспоминая про птичий язык Ульянки.
— Сколько? — удивлен парень.
— Восемь, — отвечаю я непонятливому человеку, внимательно смотрю на его соседа, который мне чем-то не нравится, потом перевожу взгляд на двоих, стоящих в стороне и их лица мне тоже не нравятся.
Кажется, смотрят они в нашу сторону с плохо скрываемой насмешкой, однако, очкарик сразу же достает деньги и отсчитывает мне восемь рублей без торга.
Я на автомате забираю деньги, отдаю ему книгу, он, счастливо улыбаясь, говорит мне:
— Сегодня у моей девушки день рождения, она как раз такую просила меня достать.
Предчувствие чего-то нехорошего не подводит меня, второй, невысокий парень в обычном советском пальто говорит нам обоим:
— Оперуполномоченный… Куйбышевского района лейтенант Игорь…. Вы оба задержаны за продажу и покупку книги с рук.
Он достает из внутреннего кармана корочку красного цвета, не открывая ее, просто машет перед нашими потрясенными лицами.
Глава 18 ЗАДЕРЖАНИЕ И РЫВОК
А я ведь как-то понял за долю секунды, что сейчас произойдет что-то очень нехорошее.
По взгляду опера и его выражению лица, когда он заранее захотел закричать: — Попались! Оформляем спекулянтов!
Мелькнуло такое предчувствие, да и выражения лиц у тех мужиков в сторонке — все вместе чуть-чуть не успело дать сформироваться мысли, что тут что-то не так.
Жаль, не успел остановить очкарика с деньгами, слишком он быстро их достал и не торговался совсем.
Что тут вообще этот опер делает? У него других занятий нет, что ли, как на такой мелочевке народ ловить?
Вот что и произошло, теперь я отчетливо осознал, что значили кривые ухмылки тех двух мужиков, которые не двинулись с места и теперь откровенно лыбятся нашему залету. Они все знали и ждали такого предприимчивого, но, глупого барыгу, который, не зная никого в лицо и даже немного не присмотревшись к народу, сразу ломанулся светить и продавать товар.
— Впрочем, почему нашему, только моему залету, — понимаю я, — Хотя, я еще несовершеннолетний и первый раз попался, так что, мне тоже особо ничего не грозит. Только девственность потеряю в глазах закона, а это тоже очень не хорошо. Покупателя отпустят после того, как он даст показания на меня, может штраф или письмо отправят на работу. Мне, то есть, родителям тоже штраф отправят и в школу сообщат обязательно. Значит, комсомол откладывается, да и бог с ним, замнем для ясности этот вопрос.
Честно говоря, я точно не помню, что грозит покупателю по советским законам и грозит ли вообще что-то.
Давно я уже не жил при таком интересном строе, когда ты даже не подошедшие по размеру ботинки продать кому-то не можешь лично, даже дешевле настоящей цены. Только через комиссионку это возможно более-менее легально сделать.
Впрочем, вся страна торгует и продает, особенно по знакомым, а попался именно я, по своей расслабленности и жадности, честно говоря.
Есть теоретическая возможность сговориться с очкариком, что ничего не было, понятых тоже не видно, если, конечно, эта парочка не из их числа. Только, стоят они далеко от нас и слышать ничего не могли. Да и не похожи они по поведению на таких людей, скорее всего, настоящие спекулянты, которых опер убедительно попросил создать толпу, чтобы не бросаться в глаза.
Настоящие, которые долю заносят или немного сотрудничают с ментами, поэтому их и не трогают.
Впрочем, не похож парень в очках на крепкого морально бойца, сломают его на раз в отделении одним фактом задержания и громким голосом.
Деньги не мечены, так что, можно отпираться до конца. Только, я их все равно выкину, они у меня лежат в левом кармане куртки, что видел опер и на что обязательно укажет во время обыска. Очень надеется указать, наверняка. Остальные спрятаны во внутренний карман куртки и лежат отдельно, по ним проблем оказаться не должно, хотя, как это мне теперь узнать, если не на своем личном опыте.
Все эти мысли проносятся в голове, пока я изучаю сложившуюся диспозицию.
Опер своей фигурой отрезает нас от выхода в соседний проулок, проскочить мимо него без нанесения побоев трудно, а с таким делом лучше не мараться.
Странно, что все же нет понятых, молодой лейтенант думает, что мы обязательно сознаемся, похоже. Или ему это не важно совсем, процесс отлажен и никакие действия обвиняемых не помогут им уйти от ответственности.
Опер достает свисток из перчатки, знакомая по фильмам и попыткам перехода дороги в неположенном месте трель раздается у меня над ухом.
— Черт, у него и группа поддержки имеется где-то около выхода, — понимаю я.
Через несколько секунд хлопает одна из подъездных дверей и еще через десять секунд во двор к нам забегает настоящий милиционер в форме, целый сержант, судя по блестящим лычкам на серых погонах.
Забегает и перекрывает еще сильнее проход, вставая рядом с опером по гражданке, теперь мы точно в ловушке и до выхода не добраться.
Вот теперь я понимаю, что