удивление очень сильные, мощные, замершие над обрывом в ожидании солнца. Деревья напоминали мне неведомый люд — доисторический, древний, некогда живший в этих краях, собравшийся в этот час на берегу для проведения своего ветхозаветного языческого обряда… Иногда над водой пролетали одинокие узкокрылые птицы, и мне чудилось, что я слышу их резкие, унылые крики… «Вандал» шел на малом ходу обратно, вверх по течению, медленно приближаясь к сонному городу. Вся остальная компания, кроме танцующих пар, разбрелась кто куда. Фармацевта тоже не было видно.

Алексей протянул мне глубокую блестящую чашку. В ней ломтями была напластана свежая рыбина, янтарная, сочная, сбрызнутая сверху лимоном. Я взял из чашки кусок, оторвал от прочной кожицы мясо и двумя пальцами, целиком, затолкал его в рот. Жирный сок струйкой сбежал по подбородку. Я с равнодушным видом неторопливо обтер подбородок ладонью и начал жевать.

— Знаешь, Другой, ты не похож на человека, который приехал в Ханты ради работы, — Алексей принял такую же, как у меня свободную позу — поставил скрещенные ноги на сиденье напротив, — и, опустив на колени чашку, взялся чертить пальцем в воздухе замысловатые знаки.

Теперь на его лице проявилась заметная печать озабоченности, отсутствовавшая раньше, отчего оно сразу стало выглядеть истомленным и похудевшим. Щетина на щеках и подбородке резко означилась и уже казалась не щегольской, а напротив, смотрелась неряшливо.

Я молча пережевывал рыбу.

— Ты похож на того… — он прервался, подбирая точные слова, и его палец секундно застыл в пустом бледном пространстве, — …на того, кто пытается скрыть от окружающих людей некую тайну, — и Алексей быстро схватил мое лицо пронзительным взглядом.

— А ты похож на гангстера, а вовсе не на добропорядочного обывателя тихого города, — спокойно отреагировал я в пику ему. Усталость и выпитое спиртное активно бродили в моей крови, что делало меня дерзким и очень уверенным.

— А я, может быть, гангстер и есть, — сказал Алексей, прекратив выводить в воздухе непонятные символы.

Его лицо стало скупым, он опустил ноги на пол и поставил чашку со стерлядью на соседнее кресло. Я ждал, что будет дальше. Он запустил руку во внутренний карман своей куртки, что-то извлек и протянул горстью мне:

— Вот, возьми, может быть, тебе захочется приобрести новый опыт, — произнес он.

— Что это? — я с подозрением покосился на горсть.

— Подарок от Торговца Конфетами, — улыбнулся он. — От Фармацевта. Я сказал ему, что ты мой друг и хочешь попробовать… Бери, бери, не стесняйся.

Я подставил ладонь. Алексей высыпал в нее несколько шариков, спрессованных из едва различимых бурых крупинок и мелких фрагментов перемолотых трав. Шарики были величиною с большую горошину, друг на друга похожие, все очень ровные. Я сосчитал: всего восемнадцать.

— А я говорил, что желаю попробовать? — с сомнением спросил я Алексея, приблизив руку к глазам.

— Не захочешь глотать — просто брось в унитаз, — сказал Алексей и закурил сигарету…

Я потер виски и потрогал карманы джинсов. Подарок Фармацевта отчетливо прощупывался через мягкую ткань. Я снова нажал на виски. Почему-то после всех ночных приключений в моем сознании осталась именно эта отрыжка — мерный шум дизеля. Я еще раз тряхнул головой, пытаясь прогнать монотонный назойливый звук.

Я сидел в «Митсубиси», припаркованной рядом с ЦУМом, и ждал Алексея. После того, как мы сошли с ним с «Вандала», он привез меня сюда и куда-то исчез, пообещав, что скоро вернется. Прошло уже минут тридцать…

Я бросил взгляд на главный вход магазина, оправил выбившуюся рубашку и выбрался из машины. Постояв рядом с машиной, я еще раз взглянул в сторону универмага, сунул руки в карманы и поплелся по улице.

День выдался малосолнечный. Небо покрывали низкие грузные облака, почти цеплявшиеся за кроны деревьев. Меланхоличный ветер лениво гнал их в сторону незримого горизонта. Людей вокруг было мало. В мышцах ощущалась тягучая слабость — бессонная ночь отзывалась общей усталостью. Я упорно, с упрямством бывалого пилигрима, тащился вперед…

Короткая прогулка по городу пошла мне на пользу. Боль в висках отступила, а гул двигателя в ушах бесследно пропал. В квартире я обнаружил то же, что и оставил в ней прошлой ночью — безмолвие и одиночество. Даже звуки снаружи практически не проникали за стены моего очередного пристанища. Я закрыл дверь, проследовал в комнату и в бессилии упал на диван. На полированном столике стояла бутылка из-под «Мукузани», стакан со следами вина и пепельница с двумя недокуренными кубинскими сигаретами. Какое-то время я так и лежал, прислушиваясь к тишине и думая о событиях ночи. Потом поднялся, разделся и, закутавшись в плед, окунулся в темень тревожного сна…

Спал я до вечера. Очнувшись, спустил руку на пол и нащупал часы. «Восток» показывал начало седьмого. В комнату из распахнутой форты втекали последние отзвуки дня. Я скинул с себя жаркий плед, сел и, отвалившись на спинку дивана, чумно огляделся.

Я медленно возвращался в сознание. Голова была тяжела, точно валун, и упорно клонилась к подушке. Я с трудом поборол одолевавшую слабость, устало поднялся и побрел умываться.

Выйдя из ванны, я поужинал тем, что осталось, и принес из комнаты пепельницу. Обломыши Алексеевых сигарет пахли густо, крепко, чуть кисло. Я присел за кухонный стол, чиркнул спичкой о коробок и, прикрывая пламя ладонями, поднес его к обгоревшему кончику.

Я знал, имитируя поведение человека, можно на несколько коротких мгновений увидеть мир чужими глазами. В эти секунды ты способен ощутить дыхание и биение сердца того, кому подражаешь, ты способен им стать. Что я хотел увидеть глазами Алексея, сидя за столом в кухне, я точно не ведал. Наверное, мне просто нужно было разобраться, что он за личность, какой человек…

Я затянулся, подержал внутри себя дым и выпустил струйку. Вкус табака мне не понравился, он показался мне слишком тяжелым. Я подумал, что такие сигареты могут быть по душе тому, кто, должно быть, мало чего в жизни боится. Кто однажды уже преодолел некую грань, после которой его уже никто и ничто не пугает, не ввергает в смятение. Такие люди живут только с верой в себя. Они не страшатся ни бога, ни черта, они уже когда-то свое отбоялись. Они не планируют жизнь на годы вперед. Они ценят ее каждодневно, понимая всю ее бренность и скоротечность. Для таких людей существует только «здесь и сейчас». В итоге, пройдя через все испытания, они не только остаются несломленными, а, напротив, становятся еще более сильными. И в основном благодаря только тому, что жить они не боялись…

Я поперхнулся дымом, сморщился и поднялся. Затушив окурок на дне нержавеющей мойки, я возвратился в комнату, порылся