Он прижался к ней… и осторожно заглянул маме в голову. Он не собирался ничего воровать! Ему просто захотелось, без повода, без цели.

Мама очень устала. Ей было больно и неудобно, но она не могла проснуться. Что-то там было еще… Богдан не успел заметить, потому что рассмотрел кое-что, что заставило его облиться холодным потом.

Из мамы в него переливался ручеек чего-то красного, очень горячего и очень ему нужного. Богдан перепугался – неужели он все-таки не выдержал, начал высасывать и маму? Неужели он это делает бессознательно?

Но он тут же понял, что ошибается. Он из мамы ничего не тянет. Она сама вливает в него это красное и горячее. Богдан несколько минут просто лежал, наслаждаясь тоненькой горячей струйкой. Она совсем не обжигала, просто поддерживала в нем жизнь. Потом Богдану стало стыдно. Ведь маме самой нужно согреться, а он тянет из нее последнее!

Богдан попытался отгородиться от красной струйки. Не получилось. Наверное, он слишком ослаб.

Тогда он начал возвращать то, что уже попало в него. Это вышло легко, как будто даже без напряжения. Теперь мама получала столько же, сколько давала ему. Богдан замер. Он приготовился к тому, что станет холодно, ведь он все честно возвращал.

Но холодно не стало. Наоборот, как будто немного потеплело.

Богдан присмотрелся к себе, к маме… Горячее и красное не исчезало, сколько бы они не переливали его друг в друга!

Богдан тихонько заплакал. Оказывается, можно и не воровать. Нужно только найти человека, у которого есть внутри такое… красное и горячее.

«Как оно называется?» – подумал Богдан. Из всех слов, которые ему были известны, больше всего подошло «любовь».

Продолжая плакать, Богдан обнял маму и принялся вытаскивать из нее страх, и боль, и усталость. Он почувствовал, как боль врывается в его голову, занимает привычные позиции и начинает его душить. Ему было наплевать.

Он почувствовал, что маме стало легче дышать, и отключился…

* * *

– Молодец, Данька! – похвалил его дядя Леша. – Почти ровно наклонился.

Богдан улыбнулся. Дядя Леша, как обычно, врал. Наклонился Богдан только с третьей попытки и как-то кривовато – до носков не дотянулся. А если бы дядя Леша его не придерживал бы, то вполне мог загреметь носом вниз.

Богдан напрягся и наклонился еще раз, почти нормально. Сильно болели ноги, потому что гипс после последней корректирующей операции сняли всего три дня назад. И остальное все сильно болело.

Наклон застал дядю Лешу врасплох, он поскользнулся и грохнулся на пол вместе с Богданом. Правда, старая борцовская привычка сработала, он успел сгруппироваться и приземлил Богдана на себя. Но коленом в шведскую стенку все-таки заехал.

– Ты как, Даня? – тревожно спросил дядя Леша, потирая коленку. – Не больно?

– Н… нормально! – ответил Богдан, хотя внутри что-то дергалось от резкой боли.

Теперь это снова было нормально.

Дядя Леша осторожно посадил Богдана на стул и принялся вставать сам, поглаживая ушиб. Богдан улыбнулся, обхватил его колено двумя руками и зажмурился.

– Ты чего, Дань? – смутился дядя Леша. – Не надо!

– Я т… т… тебя л… лублю! – ответил Богдан, не отпуская колено.

Чужая боль вливалась в его собственную, как стакан воды в океан.

А навстречу боли откуда-то из сердца Богдана лилась тоненькая ниточка красного и горячего.

(Человек, который вернулся)

Этот дневник я вел в течение восемнадцати лет.

Сегодня, 9 января 2008 года, случится самое важное событие в моей жизни. Честно говоря, не уверен, что все завершится хорошо, поэтому и не удаляю файл с дневником. Возможно, кто-нибудь обнаружит его и… ну, хотя бы узнает, как оно все было на самом деле. Пользы эти записи не принесут никакой.

Хотя… кто знает?..

Я сохранил неизменным стиль и содержание записей, которые относятся к ключевым фактам моей биографии, но удалил пустопорожние размышления и заметки типа «Сегодня ничего не случилось» или «Кажется, сегодня все точно так же, как и в прошлый раз». Убрал я также переживания по поводу отсутствия в прошлом мобильных телефонов и гипермаркетов и восторги по поводу отсутствия пробок на улицах.

В результате пришлось выбросить процентов 80 текста, но это, наверное, к лучшему.

Д. А.

9.01.1990

Написал дату и сам офигел. На дворе – 1990 год. XX век.

Может быть, я сплю? После аварии мне дали наркоз, и я вижу последовательный, цветной, удивительно связный сон?

Это произошло только что…

Или произойдет через 18 лет?..

Скажем так: 9 января 2008 года мы с женой Верочкой и дочкой Маринкой ехали на званый ужин. На нас опрокинулась цистерна с чем-то горючим. В момент катастрофы я успел очень сильно пожелать чего-то невероятного и невнятного. И в следующее мгновение оказался на 18 лет в прошлом, в 9 января 1990-го.

Надо лечь спать. Сейчас все плывет перед глазами. Может, это какой-то эксперимент?

21.02.90

Понемногу прихожу в себя, хотя ощущение анриала не покидает.

Надо готовиться к экзаменам. Надо приспосабливаться к жизни. Надо разбираться с семейными проблемами.

Последнее, похоже, задача номер один. Год назад я женился, но не по любви. И не по расчету. «Сдуру» – самое точное описание. Если я все-таки повторяю свой жизненный путь…

Будем считать, что повторяю, иначе – бегом в психушку.

Значит, через год мы перестанем жить в одной квартире, через два окончательно прекратим отношения, через пять (или четыре?) – наконец разведемся официально. Несколько лет нервотрепки и вытягивания нервов друг из друга. Так и подмывает развестись прямо сейчас… Но не могу. Если разойдемся в ближайшее время, то 8 июня 1991 года не родится мое любимое Солнышко, мой Тошка-Антошка, красавчик и отличник.

Из приятных открытий – здоровье. Чувствую себя непривычно полным сил, хотя голова изредка побаливает. Ну, теперь-то я умный, теперь я не буду доводить себя до гипертонии. Побольше движения, поменьше спиртного, мучного и сладкого. И вообще хорошо быть молодым!

Правда, жаль того, что я достиг за восемнадцать лет – с 1990-го по 2008-й. Теперь все это придется достигать заново.

14.03.90

Все больше и больше убеждаюсь в том, что несправедлив к своей первой жене. Раньше, в будущем (удивительное сочетание слов), я считал, что она меня гнула в бараний рог… А теперь понимаю: правильно гнула, потому что бестолочь я был и лоботряс. И семьей (то есть женой) не занимаюсь. Торчу в лабе круглыми сутками. Она, естественно, подозревает меня в измене. В прошлом это меня бесило больше всего. В результате все изменой и закончилось – как говорится, уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.