Дальнейшая судьба иконы не столь тщательно документирована. Прокуткинцы говорят, что в 1920-е годы Христорождественскую церковь закрыли, устроили зерносклад, потом клуб и библиотеку, а после она не то сгорела, не то была разобрана. На ее месте, за отстроенным в брежневские годы кирпичным Домом культуры, лужайка, окруженная высокими березами, которые указывают местоположение бывшего храма. Севернее – закрытая колхозная столовая, в планировке которой угадываются черты типовой церковно-приходской школы. Часовни тоже нет. Колодец оказался заброшен и засыпан.

Следы иконы терялись. В ответ на вопросы музейщиков жители показывали яму на кладбище, щедро усыпанную битыми бутылками и ржавыми банками из-под краски. Утверждали, что здесь росла богородская трава. Увещевания расчистить яму упирались в безмолвное равнодушие…

Но после второго приобретения иконы (по версии Геннадия Крамора, 29 сентября 2005 года) жители села усовестились памятью предков и расчистили от хлама и грязи яму, где когда-то находился колодец с целебной водой. Прихожане верят, что, узнав про икону, из родного села кто-то поможет возрождению Христорождественского храма, места-то там дивные, а там, глядишь, и станет все по-прежнему. Милость Господня чудес полна.

На одном вагонном участке нашей бескрайней Родины уже много лет существует необычная традиция. Когда заслуженный работник уходит на пенсию, его просят написать свою трудовую историю, рассказать без прикрас все как было. Эти заметки аккуратно подшиваются в специальную папку и хранятся с пометкой «Для потомков».

В этих рассказах много интересного. Раньше люди описывали, как боролись за звание «Победитель социалистического соревнования» или ездили на уборку картошки. Но есть и более романтические истории, например, такая: молодые познакомились в поезде, понравились друг другу и в Казани расписались, а на конечную станцию приехали уже мужем и женой.

Или вот любопытная деталь той жизни, которую мы не застали. Довоенное время было голодным, и слесаря Василия часто посылали в командировку в Барабинские степи на отстрел диких уток. Оттуда он в бочках высылал в депо подстреленную дичь. Вот так решали на предприятии продовольственную проблему.

Интересна и другая история. В самом начале войны в город Сталинск прибыл санитарный поезд, в вагоне-кухне которого прохудились баки и котлы. Срочно понадобился лудильщик, которого в депо, понятное дело, не было. Тогда кто-то подсказал обратиться к цыганам: они, мол, специалисты по этой части. Благо их в городе было много. Разыскали и привели старого цыгана. Он посмотрел, пощупал руками котлы и спрашивает: «А олово и кислота есть?» Ответили, что имеется. «Ну что ж, хозяин, оформляй на работу, будем делать!» Послали его в отдел кадров. А кадровик звонит начальнику депо и говорит: «Не могу оформить цыгана на работу, он один, а иждивенцев у него сорок человек! Надо же выдать сорок одну хлебную карточку! Это целый табор кормить!» Стали цыгана упрашивать, чтобы работу без оформления выполнил, а он ни в какую. И тогда рассказали ему, что это санитарный поезд и на фронте его ждут. Снял он с головы шапку, бросил об пол и закричал: «Почему раньше это не сказал, давай живей олово, кислоту и пенку! Чего стоишь, глазища пялишь, бегом!» Вскоре работа закипела, котлы и баки заблестели как новые. Когда дело было закончено, пришел начальник санитарного поезда. Принес стакан водки и хорошую закуску. Угостил цыгана и поблагодарил. Предложили денег тот отказался, говорит: «Когда надо, приходи, скажи всегда сделаем! Мы тоже советский человек!»

Условия работы в те времена трудно было называть комфортными. Иван, более тридцати лет проработавший главным бухгалтером, описывает их так: «Бухгалтерия вагонного депо размещалась в двух списанных вагонах, приставленных один к другому буквой «Г». Бывало окончится рабочий день, сотрудники разойдутся по домам, а я сижу, занимаюсь, постигаю мудрость ведения бухгалтерских дел, по книгам изучаю вагонное хозяйство. Под ногами крысы бегают, и известь с потолка осыпается от грохота проходящих поездов».

Пассажиру тех лет, которому предстояла длинная дорога, надлежало захватить с собой чайник, кружку, провизию и на всякий случай пару свечей. В холодное время года ему выдавался в обязательном порядке кипяток и… два нагретых кирпича.

Нелегко давался ремонт вагонов в войну. Владимир в своих воспоминаниях пишет, что морозы зимой доходили до пятидесяти градусов, а в рукавицах не всегда можно было работать. Не раз кожа пальцев оставалась на металле. Большую часть деталей делали сами: краны, вентиля, флюгары, умывальные раковины, унитазы, бачки… Металл для этого брали в вагонах, которые приходили из прифронтовой полосы. И чего в них только не было: от изломанной фрицевской ложки до искореженной «Пантеры».

В послевоенное время люди стали больше писать о продвижении по службе, учебе в техникумах и вузах, о том, как смены боролись за звание коммунистических. Кстати, одно опоздание на работу уже лишало весь коллектив возможности претендовать на это звание.

О старшем нарядчике Пелагее коллеги рассказывали: «Обязанность нарядчика на первый взгляд не очень сложная – укомплектовать бригады проводников, своевременно их уведомить о дне выхода в рейс, следить за тем, чтобы каждый отработал в месяц необходимое число часов, не допускать сверхурочной работы, вести табели, составлять графики выхода на работу. Вот примерно и весь круг дел. Но проблема в том, что проводники не пешки, не всегда можно свободно передвигать их так, как это делается на шахматной доске. Приходит, к примеру, проводник к нарядчику и заявляет: «Я поехать не могу – заболел ребенок, вот справка». Вторая говорит: «Выхожу замуж, прощайте!». А третья: «Не поеду – муж ревнует…» Редкий день проходит нормально, и все бригады являются в полном составе. А в летнее время в резерве около двух тысяч человек. Хлопот с ними хватает».

В более поздние годы в депо строили склады, столовую, прачечную… поступили даже чехословацкие гладильные машины – о, чудо! – производительностью триста кило белья.

В девяностые впервые появляется слово «сокращение», и это напрямую касается численности штата. Сокращают и проводников, многие направления закрыты как бесперспективные. В пассажирских поездах появляются ранее неизвестные снековые продукты и лапша быстрого приготовления. А позже – микроволновые печи и кулеры с водой.

Люди делятся и мечтой. Например, об интернет-кофейне в поездах дальнего следования, об автоматах, продающих кондитерские изделия и кофе. Суждено ли этому сбыться, станет известно через несколько лет… и страничек своеобразной летописи.

Древо познания добра и зла.

(Бытие, гл. 2–3)

Люди склонны верить в чудеса. Поэтому нас окружают колдуны, ведьмы, ясновидящие… И неискушенный, не окрепший духовно человек, который сталкивается с неразрешимыми на его взгляд задачами, идет чаще всего к ним. О духовном вреде таких похождений написано и сказано немало. О них предупреждала Матрона Московская, строго наказывая не обращаться к магам и волшебникам: «Они одно вылечат, а душе повредят», – твердила матушка. Но где там. Если телевидение, центральные и региональные издания, по меткому выражению одного писателя, находятся в плену волшебников. Спасение утопающих по-прежнему остается делом самих утопающих, и каждый раз приходится терпеливо объяснять своим близким, что Ванга не имеет никакого отношения к Православной церкви. Протоиерей Дмитрий Смирнов выразился короче и беспощаднее: «Ванга – бесовский коммерческий проект». Раскрученный сериал про Вольфа Мессинга из этого же ряда. Я не поленилась и покопалась в архивах, чтобы показать, насколько экранная история далека от истины.