пятно на лице исчезло, да и волосы больше не выглядели такими растрепанными.

Пока мы шли на Десятую авеню ловить такси, она слегка прихрамывала, но не жаловалась; сказала лишь, что бедро немного побаливает. А вот когда мы с ней остановились на красный свет у Тридцать восьмой улицы и Хетти увидела полицейского в форме, она пояснила мне, чем вызвана ее нелюбовь к копам. Оказывается, в свое время ее отец погиб от пули полицейского, причем, хотя в подробности она не вдавалась, вроде бы даже и не по собственной вине. Однако меня больше интересовало другое, и я попросил ее рассказать про Тамми Бакстер. Должно быть, и у нее рыльце в пушку, коль скоро ею интересовался человек из Секретной службы. Нет, сказала Хетти, Тамми тут ни при чем: у нее лишь один костюм, два платья, три блузки и две юбки, а шубка из кролика. Будь она фальшивомонетчицей, одежды у нее было бы куда больше. Я признал, что она, безусловно, права, но вот чем все-таки был вызван интерес к ней секретного агента? Как давно она жила в доме Хетти? Оказалось, всего три недели. Что Хетти еще про нее знала? Ровным счетом ничего. Рекомендательные письма Хетти никогда не просила, да и справки о своих жильцах не наводила. Полагалась исключительно на свое чутье.

А вот остальные четверо постояльцев прожили у нее дольше. Реймонд Делл, например, более трех лет. В 1930-е у него было достаточно работы, и он дважды в неделю ходил на ланч в «Сарди», а в 1940-е имел успех в Голливуде, а вот теперь Делл довольствовался лишь редкими приглашениями сняться на телевидении.

Ноэль Феррис – полтора года. В прошлом году он играл в пьесе, продержавшейся на сцене лишь четыре дня, а в этом году участвовал в шоу, не сходившем с подмостков две недели.

Пол Ханна – четыре месяца. Парнишка лет двадцати, участвовал в бродвейских постановках, а сейчас репетировал в шоу, которое в следующем месяце запускал офф-бродвейский театр «Машрум».

Марта Кирк – одиннадцать месяцев. Двадцатилетняя танцовщица, год выступавшая в шоу «Легко и быстро». Сейчас занималась в студии восточного танца.

Вот что мне удалось выяснить, прежде чем такси остановилось перед домом Хетти на Сорок седьмой улице. Дом этот, или постоялый двор, как окрестила его Тамми Бакстер, ничем не отличался от сотни других его окружавших. Я толкнул наружную дверь, а вероломный ветер, воспользовавшись этим, тут же надул на порог едва ли не с полдюйма снега. Хетти открыла внутреннюю дверь своим ключом, и мы вошли. Я сказал ей, что хочу сначала сам посмотреть на книжные полки, чтобы попытаться по остаткам пыли хотя бы примерно определить, как давно подложили сверток, однако, когда мы с Хетти раздевались в холле, с верхних ступенек лестницы прогромыхал чей-то голос:

– Это вы, Хетти?

После чего в холл спустился и сам обладатель голоса – высокий худощавый мужчина с впечатляющей копной вьющихся седых волос, в старом синем халате с пятнами.

– Куда вы запропастились? – пробасил он. – Без вас тут полный бардак. Даже апельсинов нет! – Тут он заметил меня. – Приветствую вас, сэр.

– Мистер Гудвин, мистер Делл, – представила нас друг другу Хетти.

Я уже протянул было руку, но Делл поклонился, и мне пришлось поклониться в ответ. Сзади послышался звонкий голос:

– Апельсины здесь, Рей! Можете взять. Доброе утро, Хетти. Точнее, добрый день.

Реймонд Делл направился в дальний конец холла, где в дверях стояла девушка. Хетти пошла за ним, и я был вынужден тоже пойти следом. В кухне на большом, покрытом линолеумом столе стояло глубокое медное блюдо, доверху заполненное апельсинами. Когда я вошел, Делл уже взял апельсин и принялся очищать его. В кухне ароматно пахло кофе.

– Мисс Кирк, мистер Гудвин, – произнесла Хетти.

Марта Кирк выглядела лет на двадцать. Смазливая мордашка, да и фигурка под стать. Она стрельнула в меня глазками, кивнула и спросила у Хетти:

– Не знаете, где Тамми? Ей уже дважды звонили. Какой-то мужчина.

Хетти ответила, что не знает. Делл приподнял голову и, глядя на меня, прогудел:

– А вы гражданское лицо, мистер Гудвин?

Вопрос был задан не в бровь, а в глаз, поскольку, не будь я актером, по моему ответу сразу стало бы ясно, имею ли я достаточно близкое отношение к шоу-бизнесу, чтобы знать, что актеры называют любых чужаков гражданскими. Однако Хетти опередила меня.

– Поаккуратнее с мистером Гудвином, – процедила она. – Он, между прочим, собирается написать для журнала про меня и мой дом. Мы станем знаменитостями. Они и нашу фотографию вместе с Кэрол Джаспер поместят. Как-никак она тут почти год прожила.

– А что за журнал? – полюбопытствовал Делл.

Марта Кирк проворно выскочила из-за стола и присела передо мной в книксене.

– Чем вас угостить? – пропела она. – Омлетом из яиц жаворонка? С трюфелями?

Я уже пожалел, что предложил Хетти представить меня репортером, – свинство разочаровывать красоток, которые так замечательно делают книксен.

– Поберегите деликатесы, – посоветовал я. – Окончательное решение по поводу статьи в редакции еще не принято.

Реймонд Делл продолжал буравить меня своими глубоко посаженными серо-голубыми глазами.

– Я бы не согласился фотографироваться с Кэрол Джаспер даже за все золото инков, – прогудел он.

– Можете присесть сзади на корточки, – посоветовала ему Хетти. – Пойдемте, мистер Гудвин. – Она шагнула к дверям. – Он хочет посмотреть дом. Надеюсь, постели у всех убраны?

Я сказал, что поговорю с ними позже, и последовал за ней в холл. На полпути Хетти остановилась и спросила, не понижая голоса:

– Ну как? Как все прошло?

– Замечательно, – ответил я громко, чтобы все могли расслышать. – Все заинтересованы, так что работать будет одно удовольствие.

Хетти остановилась перед дверью слева от входа, открыла ее и вошла. Я проследовал за ней и закрыл дверь. Окна были зашторены, и в комнате царил полный мрак. Она щелкнула выключателем, и при свете люстры я огляделся по сторонам. Так, диван, обтянутый темно-красным плюшем или бархатом, такие же кресла, камин с мраморной доской, вылинявший старый ковер, справа у стены пианино, а за ним книжные полки.

– Вот здесь, – кивнула Хетти на полки. – Книги я поставила на место.

Я двинулся за ней, но, заметив что-то уголком глаза, повернул голову и – окаменел. На полу за диваном лежала на спине Тамми Бакстер. Ее невидящие глаза смотрели в потолок, а из груди торчала рукоятка ножа.

Глава 3

Чтобы показать вам, какие штучки порой откалывает человеческий мозг, если вы сами, конечно, этого не знаете, скажу, что первой моей мыслью было: «Хетти права: у фальшивомонетчицы одежды должно быть побольше». А все