И это она тоже быстро выяснила, задав запрос «могила князя Облонского». Мятежный князь был похоронен действительно «на дальних рубежах столицы», на новом тогда Охтинском кладбище. Кладбище это до сих пор существует, очень разрослось, теперь оно оказалось едва ли не в центре города и называется Большеохтинским, или Георгиевским.

Итак, Настя разгадала загадку, заданную ей старинной вышивкой. Теперь оставалось найти могилу своего далекого предка и выяснить, какую же тайну он сторожит…

«Сейчас или никогда! — подумала Настя. — Если я отложу это на завтра, или на послезавтра или на неделю, то никогда не решусь. Потом навалятся дела, потом еще что-нибудь случится… Нет, я должна пойти туда сейчас!»

Через несколько дней господин Нушич вернулся с большим букетом роз и бутылкой шампанского. Он вернул Анастасии Николаевне фермуар, в котором стало на два бриллианта меньше, и солидную сумму денег за два изъятых камня. Работу он выполнил столь тщательно, что ожерелье выглядело почти так же, как прежде.

Анастасия Николаевна расплатилась с хозяином, но не осталась в его доме: она поняла, что ей нужно собственное жилье, в котором можно было бы жить, не опасаясь завтрашнего дня.

Тот же господин Нушич подыскал ей скромный дом с садом, который продавался недорого, и оформил все необходимые бумаги.

С этого дня Анастасия Николаевна не знала нужды. Им с Дуняшей хватало денег не только на скромную, но приличную жизнь, но и на то, чтобы помогать нуждающимся соотечественникам.

А в Кастель Нуово прибывало все больше русских, вырвавшихся из ада Гражданской войны. На турецких фелюгах и на рыбачьих суденышках, на пароходах и на допотопных парусниках приплывали они из Константинополя, из Галиполи и других мест, куда забросила их безжалостная судьба. Знатные особы и простые люди, генералы и унтер-офицеры, чины Главного штаба и рядовые казаки, нижегородские купцы и петроградские доценты…

Сойдя по мосткам на пирс, они оглядывались по сторонам, гадая, как встретит их этот незнакомый город, эта удивительная страна.

И тут к ним подходила Дуняша и приглашала в уютный домик своей хозяйки. Там усталых путников ждал сытный обед, после которого Анастасия Николаевна расспрашивала гостей об их прошлом, об их судьбе. После же она подыскивала им какое-нибудь жилье, кое для кого — работу.

Дуняше казалось, что хозяйка кого-то ждет.

Каждый раз, выходя к новому гостю, она выглядела немного разочарованной, словно надеялась увидеть кого-то другого — однако не показывала свое разочарование гостям, его замечала только Дуняша, которая хорошо изучила хозяйку.

Вскоре до Кастель Нуово дошли сведения о расстреле царской семьи. Анастасия Николаевна долго не хотела верить в эти слухи, но их подтвердили самые надежные люди. Несколько дней после этого госпожа Облонская не выходила из своей комнаты, когда же вышла — Дуняша едва узнала свою хозяйку. Казалось, она постарела на несколько лет.

Со временем раны зажили. Анастасия Николаевна приобрела в городе некоторый вес и сумела уговорить городские власти отдать под размещение русских беженцев пустующую гостиницу.

Придя в себя и восстановив силы, беженцы из России двигались дальше — в Париж, в Берлин, в другие города и страны Европы. Но некоторые оставались здесь, в Кастель Нуово, и со временем в городе сложилась настоящая русская колония, центром которой стал домик Анастасии Николаевны.

Чаще других в дом Облонской приходили генерал Благово, барон Николай Константинович Витте (родственник премьер-министра), Мария Сергеевна Тенишева, знакомая хозяйки по прежним временам. Мария Сергеевна жила тем, что давала уроки музыки. Позже она открыла настоящую музыкальную школу. Дуняша иногда помогала ей в этой школе. Ей нравилась музыка, звучавшая там с утра до вечера, нравились скромные аккуратные девочки, разучивающие гаммы. Особенно одна — совсем маленькая, со светлыми косичками, дочка молодой русской вдовы Натальи Ростоцкой.

Когда деньги за проданные камни закончились — в доме снова появился господин Нушич. Ожерелье стало еще немного короче, а жизнь потекла по-прежнему.

Жизнь в Европе вошла в мирное русло.

Власть большевиков в России, которая казалась случайной и недолгой, окончательно упрочилась. Россия, по доходившим до Кастель Нуово слухам, крепла и вставала на ноги. Члены маленького кружка спорили о будущем родной страны. Адъютант генерала Благово штабс-капитан Миронов начал заговаривать о том, что хочет вернуться на родину, хочет быть полезным своему Отечеству. Барон Витте отговаривал его, он говорил, что непозволительно служить людям, которые осмелились поднять руку на помазанника Божьего и на всю его семью.

Штабс-капитан отвечал, что хочет служить не большевикам, а России. Он все больше загорался своей идеей и однажды утром отправился в обратный путь.

Через несколько месяцев окольными путями дошел слух, что Миронов арестован и расстрелян.

Годы шли.

Заветное ожерелье понемногу укорачивалось, но Анастасия Николаевна твердо сказала Нушичу, что никогда не продаст звездчатый сапфир, а также драгоценную застежку, на которой были выгравированы несколько букв — вензель покойной императрицы.

Годы шли.

В Кастель Нуово почти ничего не менялось, только Анастасия Николаевна заметно состарилась, да и Дуняша видела в зеркале уже не свежее юное личико, а лицо постепенно увядающей женщины. Вскоре после приезда к ней сватался торговец рыбой Милан Драгович, но Дуняша представила, что будет каждый день засыпать и просыпаться в доме, пропахшем тунцом и камбалой, — и отказала Милану, сказала ему, что не может оставить свою госпожу.

В соседней Италии, куда из Черногории можно было доплыть за день, происходили странные вещи. К власти пришел странный человек по имени Муссолини, по улицам Рима и Флоренции маршировали молодчики в черных рубашках. В Европе снова запахло войной.

Правда, в мирном городке на берегу моря поверить в это было трудно. Здесь ничего не происходило, вернее, из года в год происходило одно и то же — в марте расцветала мимоза, и весь город утопал в ее нежном аромате, потом на смену ей приходили синие сережки глицинии, потом — олеандры и бугенвиллии…

Анастасия Николаевна начала бледнеть и худеть. Теперь она с трудом поднималась по каменной лестнице к своему дому, дважды или трижды останавливаясь по дороге, чтобы перевести дыхание, часто застывала на месте, держась за сердце.

Врач, которого она вызвала, долго осматривал ее, прослушивал легкие, сердце, качал головой и хмурился. Наконец, он сказал, что сердце госпожи Облонской надорвано перенесенными тяготами и что ей нужно беречь себя.

— Что вы посоветуете мне принимать?

Доктор тяжело вздохнул:

— Боюсь, что от вашей болезни нет лекарства…