Итак, территорию боя я уже не выбираю. Значит, будем выгадывать время. И — условия.

Набираю названный Крузом номер. Перед собой кладу часы. Вычислить мое местонахождение при обилии «при-бамбасов» в аппарате могут минут через семь.

Вернее — не раньше, чем через семь минут. Так что на все про все у меня есть пять. Верных.

Трубку сняли.

— Это Дронов.

— Рады вас слышать.

— Что с Крузенштерном? — Ничего. Пока.

— Я хочу поговорить с ним. И не тяните время, через четыре минуты я повешу трубку.

— Вот что, Дронов. Наши намерения очень серьезны. Очень. И относительно Крузенштерна, и относительно его жены и детей. И относительно вас.

Чувствую, как пересыхает горло.

— Они у вас?

— Естественно. Мы подстраховались.

Думать уже некогда. Действуй!

Вообще-то, когда на меня накатывают, я всегда извиняюсь. Два раза. Даже если нападающий не прав. В корне. Он не прав, но извиняюсь я. Все бывает — человек устал, перенервничал, не правильно оценил положение… Я даю ему возможность, сообразив, все исправить. И сохранить лицо.

Он не прав, а извиняюсь всегда я. Потому что — сильнее. Если же этот идиот не понял, что человек вежлив не потому, что слаб, а — наоборот, значит, он — дебил. И его нужно лечить. Стрессом. Лучше — по голове.

Но правило сие действует только в одном случае: когда объект агрессии — я сам. Если же обижают кого-то из моих друзей…

И сейчас молчу только потому, что пытаюсь прогнать противный, тошнотный комок страха за Димкиных девчонок… И — чувство вины.., И главное — ярость!

— Ты еще не повесил трубку, Дрон?

Лицо перестало пылать, с эмоциями, вроде, справился. Вытягиваю сигарету из пачки, закуриваю. Еще — две минуты.

— Дронов?! — Голос встревоженный.

Уже хорошо. Твои спецы доложили, что вычислить мой аппарат пока не могут.

Понервничай…

— Да… — разлепляю губы. Голос чуть севший, но спокойный.

— Ты хочешь играть с нами в игры?

— Слушайте внимательно, ребята. Не знаю, что вы прояснили на мой счет…

Относительно вас я тоже все решил. Все.

— Дронов, если ты…

— Заткнись! Время дорого! Первое: сегодня в десять утра Тамара с девочками должна быть в вестибюле кинотеатра «Космос». Перед детским сеансом. Вы передадите их моему человеку. Второе…

— А ты не боишься, что мы пришлем тебе ушко одной из девочек? Или — пальчик?..

— …второе. Если в десять передача не состоится, я исчезну. Хотите войны — будет вам война. Хотите огня будет огонь. Пленных я не беру.

— Ты не отдаешь себе отчета…

— Отдаю. Только после того, как вы отпустите заложников, мы начинаем переговоры. Торг. Я знаю, сколько стоит то, что вам нужно, и не хочу продешевить.

— Четыре жизни в обмен…

— Заткнись. Речь идет о миллионах долларов. Для меня. Для вас — о сотнях миллионов. О миллиардах. О ваших жиз-нях. Все. Осталось сорок секунд. Теперь — хочу поговорить с Крузом.

На том конце провода — молчание.

Десять секунд.

Пятнадцать.

Чувствую, как пот струями стекает по телу.

Двадцать…

— Где и когда мы встретимся?

— Перезвоню в десять тридцать. После передачи заложников.

— Крузенштерн остается у нас…

— Да. Это обойдется вам в лишних полмиллиона. За такие деньги он потерпит.

— Вы самоуверенный…

— У вас осталось двадцать секунд. Пять. Еще пять…

— Дрон?..

Голос Димки я узнаю. Усталый. Смертельно усталый.

— Держись, Круз!

— Буду.

Вешаю трубку. Все, время вышло.

Без сил опускаюсь на ковер. Боль в пальцах, сжимающих истлевшую до фильтра сигарету. На руку смотрю, как на чужую, но разжать не могу. Просто давлю между пальцев тлеющий огонек. Боль становится острой, резкой.

Рука дергается, как в судороге, дую на пальцы.

Вынимаю из сумки фляжку со спиртом, провожу взглядом по полкам в поисках достойной посуды. Да, кубок. С вензелем и гербом.

Наливаю спирт, развожу водой. Немного. Делаю пять хороших глотков, запиваю.

И — расслабленно опускаюсь на пол.

Сейчас бы расплакаться. Вот только плакать я не умею. Совсем.

Вообще-то я порядочная сволочь. Получилось, что Димку я подставил. Нужно было сдать ему часть информации. Чтобы он был готов и поберегся.

Ладно, хватит эмоций.

Думай.

Разговор построил правильно. Взял инициативу, ограничил для них время принятия решения.

Согласиться на их шантаж было нельзя — не уберег бы ни Димкиных родных, ни его, ни себя.

А так — перевел разговор на другой уровень. На самый понятный для них язык.

Язык денег.

Они должны были судить по себе. По этому их эталону я поступил мотивированно. Что значат какие-то там жизни, когда речь — о миллионах!

Так что первый ход остался за мной. Впрочем, они проиграли битву, но не войну. Постараются наверстать.

Скоро семь. В запасе у меня — три часа. Терять это время тоже не собираюсь.

В данном случае — время не только деньги… Набираю номер.

— Крутов.

— Добрался хорошо?

— Как слышишь. Немножко подзадержался, пока «хвосты» сбросил — Давно тебя обставили?

— Думаю, после контакта с тобой.

— Засекли контакт?

— Нет. Полагаю, профилактически.

— Ушел чисто?

— Дрон, я или ухожу чисто, или не объявляюсь я же тебе говорил: в нашем деле любители долго не живут.

— Квартира, телефон?

— Чтоб ты не сомневался, это не оперативная, это моя личная «нычка». Нигде и никогда не светилась. Чтоб тебе было еще спокойнее — после нашего контакта я ее «потоплю». Если буду нужен — прокатывай второй вариант.

— Есть.

— Поделиться ничем не хочешь?

— По существу — нет. Только одно: против работают профессионалы самого высокого класса. Так что будь готов.

— Всегда готов! Салют я тебе при личной встрече устрою.

— «Хвосты» сам заметил?

— Часть — сам, часть — источник сообщил. ~ У тебя хорошие источники…

— Работа такая. Не покрутишься — не поедешь.