вместе с ключом, который вставил в замок ее муж, да так его там и забыл. Еще можно добавить меч, поражающий всех, кроме врагов.

Мы прошли по узенькой тропке, пробитой сквозь груды камней, и вышли на центральную улицу. А вот тут я изрядно удивился. Мне приходилось видеть города, оставленные людьми из-за смертоносных болезней, разрушенные врагами, погибшие при пожаре. Видел руины Старой империи… Обломки мраморных колонн, торчавшие из-под земли, отмечают места, где когда-то стояли храмы, а прямоугольники битого камня обозначают некогда существовавшие дома. Все потихонечку посыпается пылью, заносится землей, а потом прорастает травой и деревьями. Есть места, про которые слышал — мол, это город, хотя там уже вовсю шумит лес, бегают звери, а люди вырубают деревья и по новой отстраиваются, создавая другие города.

В этом городе все дома были целехоньки, располагаясь вдоль улиц, ровно, словно их отстраивали по линейке. Все они походили другу на друга — из кирпича, узкого, словно женская ладонь, с окнами, располагавшимися под плоскими крышами.

— Интересно, сколько лет городу? — подумал я вслух.

— А тойфель его знает, — беззаботно сообщила Эмис. — Старики говорят, что когда основали Новый Севр, он уже был. Вроде, этот город старше болот. Кто говорит, что Древнему городу тысяча лет, а кто — еще больше. Дескать, он тут еще при Алуэне Мохнатые Щеки стоял, когда столицей был Старый Севр.

— Странно, а почему бы не перенести столицу сюда? — поинтересовался я.

— В этом городе нельзя оставаться на ночь, — объяснила Миса. — Тот, кто попытается провести ночь, пропадет. Кому захочется пропадать?

— Под ноги посмотри, — посоветовала Эмис, заметившая, что я задираю голову.

М-да… Впервые вижу, чтобы улицы выкладывали разноцветной мозаикой, изображавшей причудливые цветы, переплетавшиеся с бабочками и жуками. Красота! Но на мостовых не было ни пыли, ни травы, что должна бы за многие века пробиться сквозь самые крепкие куски камня. Да что там — вокруг лес, а здесь не листочка.

Девчонки повели меня в центр города, где полагалось находиться центральной площади. Судя по их хитрым мордахам, они хотели показать нечто особенное. Что там, фаллический символ, или золотая статуя?

Но реальность оказалась сильнее ожиданий. На центральной площади стояла статуя, изображавшая ундину — полуженщину-полулягушку, или, как говорил старый маг — зеназабу, с огромным сиклем в руке. И ундина и сикль высечены из какого-то материала, по цвету напоминавшего антрацит, но гораздо тверже.

Миса, задумчиво посмотрев на каменный серп, изрекла:

— А если бы настоящий был? Это сколько бы какашек пришлось собрать?

Девчонки прыснули, да и я, глядя на них, не удержался от усмешки.

Пройдя по улице, не удержался и подошел к одному из домов. Потянул на себя узкую дверь, ожидая, что она вот-вот рассыплется в труху, но нет, она только послушно открылась, даже не скрипнув.

Я вошел внутрь. Одна-единственная комната, абсолютно пустая. Хотя, а чего я ждал? Старинной мебели, драгоценной посуды или игрушек, раскиданных по полу? Вещи хозяева могли взять с собой. Но где же печь, камин, или хотя бы простой очаг? Или хотя бы следы от очага? Как обогревали дом, варили пищу?

Свет, пробиваясь из окон, рисовал на каменном гладком полу те же узоры, что и на мостовой — растения и насекомые. И опять-таки нигде нет ни пыли, ни вездесущего птичьего помета.

Странное место. И если уж совсем честно, жутковатое. Кажется, круглый дом в Шварцвальде, где мы с цыганами отыскали мертвую девочку, казался роднее. Подумаешь, старый дом. Ну, заколдован немножко. Но там был очаг! А здесь? Что за жилище, если нет очага?

Не может такого быть, чтобы кирпичный дом простоял невредимым тысячу, а хоть бы и сто лет. Старые стены можно разобрать, чтобы использовать кирпич для новых строений — если не для себя, так хоть для скота. А если сюда не заходят люди, то все равно, дом не устоит — есть матушка-природа. Рано или поздно между кирпичами накапливается влага, зимой она замерзает, расширяется, постепенно сталкивая со своего места составляющие части здания.

У меня возникло чувство какой-то неправильности и чужеродности. Так, словно смотришь в глаза ядовитой змеи и не понимаешь — бросится ли она в атаку, или уползет прочь?

Я вышел из дома в некой растерянности, подумав, что опять пошла прахом моя любимая поговорка о том, что старого наемника трудно чем-нибудь удивить. Нет, дорогие мои. Пока живешь, есть чему удивляться. Ну, а что будет ТАМ — надо увидеть своими глазами, и снова поудивляться.

К жизни меня вернуло тревожное ржание.

— Иг-гго-го!

Гневко по пустякам не тревожит. Ага… Опасность.

— Девчонки, нас собираются убить, — сообщил я девушкам.

Те мгновенно притихли, насторожились, положив прекрасные пальчики на рукоятки мечей, а я вслушался.

— Иг-го… Игг-гого.

— Так… Вооруженные люди, — перевел я ржание на человеческий язык и прикинул вслух расчеты коня. — Больше четырех, но меньше двенадцати. К выходу! — скомандовал я, увлекая девушек.

Девчонки молодцы, дисциплинированно повиновались, не стали задавать лишних вопросов. Например — почему жеребец не доложил о точном количестве врагов? И действительно ли там враги? Может, жители столицы решили составить нам компанию? И зачем бежать? Может, лучше укрыться?

Нет, гнедой в таких вопросах не ошибается, он чует, кто есть друг, а кто враг. И прятаться нам смысла нет, лучше сразу встретить неприятеля. Надеюсь, Гневко не ринется в схватку? Ну, он у меня парень умный, знает, когда нужно отступить.

И только мы выдвинулись к выходу из города, то есть, к той его части, где отсутствовала стена, как на нас ринулась группа вооруженных людей. К счастью, им пришлось преодолевать груды битых камней и, они не могли действовать слаженно.

Инстинктивно, я попытался закрыть собою девчонок, чем изрядно рассмешил обеих воительниц.

— Юджин, ты нас за соплюшек держишь? — хохотнула Эмис, выхватывая клинок и предложила: — А давай на спор, что мы с Мисой этих уродов вдвоем уделаем, а ты не вмешиваешься, а? Сколько их тут?

— Восемь, — озабоченно проговорила Миса, успевшая пересчитать наступавших. — Многовато для двоих. Вот, если бы четверо.

— Сейчас уменьшим, — пообещал я, поворачивая к себе перевязь с метательными ножами.

Один из нападавших «словил» смертоносное жало в глазницу, а вот второму повезло. Нож, вместо того, чтобы вонзиться в грудь, отлетел в сторону. Ишь ты, в панцире. Хм… Так, третий… Ага, в горло. А у меня всего-то один нож остался.

— Шесть, — хладнокровно констатировала Миса.

— По два на рыло выходит, — хмыкнул я, становясь в одну линию с девчонками. — Сейчас еще уменьшим…

— Граф, имей совесть. Нам оставь! — возмущенно выкрикнула Эмис, бросаясь в