Одиннадцать месяцев спустя. День святого Патрика.

Несмотря на прохладный воздух, на улице тепло. Солнце местами даже припекает. Мы с Харрисонами договорились встретиться в городском парке. Там организовывают мероприятие в честь праздника. Дома отмечать не хочется, да и некогда теперь украшать, как в прошлом году. Детишки у нас неугомонные. Постоянно требуют внимания. Что Оливер — мой самый любимый малыш. Что моя любимая крестница — Алекса. Оба такие красивые и очень прошаренные. Сразу поняли, что если часто плакать, то мы тут как тут. И готовы выполнить любую их прихоть.

Смотрю на своё чудо и не могу налюбоваться. До сих пор не верится, что я смогла выносить этого ребёнка. Хотя восемь месяцев дались мне очень непросто. Несколько раз была угроза выкидыша. Но благодаря поддержке Саманты и профессионализму Брайтс, мне удалось родить здорового мальчика. Даже чуть раньше, чем было запланировано. Уж очень малыш хотел появиться на свет.

После того дня Харрисоны забрали меня к себе, как и говорила Стейси, у меня началась истерика. Я звонила ей несколько месяцев подряд. Но абонент был не абонент.

Я сходила сума. Не знала, как вернуться к прежней жизни. Не знала, что происходит с Томасом. Жив ли он? Куда его увезли? Даже ходила в его офис, но все лишь сочувственно пожимали плечами.

Несколько раз в месяц приезжал Кевин Холл. Не знаю по личной инициативе или это был приказ Уилсона. Интересовался, нужна ли мне какая-то помощь. Он-то и поведал мне, почему ребята, что охраняли меня, не помогли. Потому что их застрелили, прямо в машине. Я начала чувствовать себя виноватой. Ведь у них могли быть семьи, жёны, дети. Очередной срыв и я опять на сохранении, угроза выкидыша. Брайтс очень сильно ругалась. Я бы даже сказала орала. Довела психолога. Уилсон бы оценил. Уж ему-то известно, что я профессионал в этом деле. Но Натали не бросила меня и после этого. Кевин тоже больше не приезжал.

А потом произошёл первый толчок малыша, и всё. Меня отпустило. Я поняла, что сейчас, как никогда, нужна своему сыну. Начала разговаривать с ним, рассказывать какой у него отец герой, и что они обязательно в скором времени встретятся. Однако с каждым месяцем надежда угасала, а после его рождения и вовсе всё ушло на второй план. Я поняла, что нашла своё призвание. Быть матерью.

Аренду сгоревшей студии продлевать не стала. Восстанавливать не было никакого желания. Хотелось чего-то нового. Денег со страховки, которую мне неожиданно выплатили, хватило, чтобы открыть новую школу хореографии. Сделать там ремонт и даже нанять персонал, чтобы обучать детей. Как я и хотела. Вот Оливер подрастёт, пойдёт в сад и я начну делать это самостоятельно. А пока вот так. Студия приносит небольшой доход, но нам на всё хватает. А это самое главное.

Закатываю коляску в гущу событий. Народу в парке очень много. Всё украшено в стиле Патрика. Зелёные флажки, растяжки. Даже детскую площадку сделали в этом цвете. Он теперь у меня самый любимый. Ассоциируется почему-то с каким-то счастьем и лёгкостью.

Оливера я сегодня одела тоже в зелёный комбинезон и он похож теперь на маленького лепрекона.

Замечаю свободную лавочку. Решаю подождать Харрисонов на ней. Ставлю коляску на блокиратор, чтобы не укатилась. А сама достаю малыша. Он сразу же тянется к груди.

— О нет, дорогой. До вечера придётся довольствоваться только бутылочкой. Ты же не хочешь, чтобы мамочка светила своей грудью на весь парк, — говорю ему, когда он начинает причмокивать соской. Как же он похож на Томаса. Все черты его. Ничего от меня.

— Я тоже против того, чтобы на твою шикарную грудь пялился весь парк, — от произнесённых слов моё сердце замирает.

Медленно поворачиваю голову и встречаюсь с насмешливым взглядом Уилсона. Он изменился. Похудел сильно, но плечи остались всё — такими же широкими. Волосы стали длиннее и теперь он немного похож на Мэттью Макконехи. В правой руке трость. Он ходит. Ходит!!!

Слёзы непроизвольно начинают течь из глаз. Встаю с ребёнком на руках и подхожу ближе. Хочу рассмотреть его. Поближе. Может, это сон.

— Здравствуй, Аманда. Прости, что меня так долго не было рядом, — в его голосе столько горечи и боли, а я смотрю и не верю, — Если вдруг у тебя новая жизнь, то я всё пойму и не буду вмешиваться, только позволь видеться с сыном, — сглатывает мужчина.

Молчу, потому что все слова, которые я репетировала для нашей встречи, куда-то испарились. А мне было что сказать, столько всего я хотела ему высказать, а сейчас понимаю, что это всё ерунда. Он здесь. С нами. Живой. И ходит.

Падаю лицом к нему на грудь и рыдаю. Оттого, что наконец это всё закончилось.

— Прости, прости меня моя любимая колючка. Что тебе пришлось всё это пережить в одиночку, — шепчет он, обнимая меня, целует в макушку, вдыхает запах моих волос, словно соскучился по нему, — Я больше никогда вас не оставлю, слышишь, никогда! — Томас отстраняет меня, большими пальцами смахивает слёзы, а затем целует. Нежно, аккуратно.

Однако поцелуй длится недолго. В лицо ему прилетает соска.

— Ого. Кто это у нас такой драчун? — улыбается мужчина.

Я тоже расплываюсь в улыбке. Оливер же смотрит на Томаса хмуро, но с лёгким интересом. Всё-таки до этого я не знакомила его с мужчинами. Даже Джон старался не показываться на глаза. Хотелось, чтобы первого мужчину, которого сын увидит, это Том. Глубоко в душе я верила, что он скоро появится.

— Это Оливер, — шмыгая носом, знакомлю я, — А это Оливер твой папа.

Я рассказывала ему про него. Конечно, в таком возрасте они ещё мало, что понимают, но услышав папа, глаза малыша распахиваются, и он уже тянет свои ручонки к мужчине.

— Можно взять его? — умоляюще спрашивает Уилсон.

Киваю и отдаю ребёнка ему в руки.

— Ну здравствуй, сын! — Оливер с интересом разглядывает, затем начинает трогать нос, губы, — Ам,- хватает губами за пальчик Том, малыш начинает улыбаться, — Господи, Аманда, спасибо тебе, — притягивает он ближе к себе другой рукой, целует меня в висок, — Я тебя люблю. Вас люблю до безумия. Никогда не отпущу. Даже если ты захочешь сама уйти. Вы мои. Ты же согласишься выйти за меня?

— Ну не зна-а-а-а-аю, — тяну я улыбаясь.

— Обманщица.

— Почему это?

— Потому что я знаю, что ты согласилась, ещё тогда, когда я лежал в коме.

— Ты всё слышал? — поднимаю удивлённые глаза.

— Каждое слово, — касается моих губ, — И хочу, чтобы ты их повторила ещё раз.

— Я согласна, Томас. И я тоже тебя люблю, — шепчу в его губы, а затем целую.

— Моя колючка.

— Кхе…Кхе… — показательно громко кто-то кашляет рядом с нами. Мы оборачиваемся и встречаемся с весёлыми взглядами семьи Харрисонов, — Может, вы не на людях будете это делать, а? — иронично произносит Джон.

— Отвали, забыл, как сам в каждом углу Саманту зажимал! — парирует Том ухмыляясь.