– Далеко до скалы с белой полосой? – Лоскутов уже не сомневался, что такая скала существует и полянка на ней будет точно такой, как ему описывал Монгол.

– Километров пять вдоль ручья и вверх на два уступа. Коля, прошу тебя, сделай сегодня остановку на ночь часа на два раньше, чем обычно. Пока вы будете обустраивать лагерь, я смотаюсь на плато и убью Отца волков.

– А если он тебя ухайдакает, тогда как? Тогда мне самому идти твои останки собирать или бойцов послать?

– Коля, я двадцать четыре года ждал встречи с ним. Поверь мне, я готов…

– Подожди! – перебил его Лоскутов. – К чему ты готов, если ты сам не знаешь, кто это: человек или зверь? Ты, кажется, собрался с волком сразиться, а если из леса выйдет автоматчик, что тогда? Дуэль устраивать будете или как? Один ты не пойдешь, даже не думай. Вместе пойдем, друг мой! Посмотрим, чего твои средневековые пророчества стоят.

– Вместе, так вместе, – охотно согласился Монгол. Он бы на все согласился, лишь бы ему никто не помешал встретиться с врагом и одним махом покончить с угрозой, почти четверть века незримо присутствовавшей где-то рядом: за углом, за кустом, в толпе людей, в ночном шорохе, в скрипе рассохшихся половиц в бараке.

Они вернулись в отряд, наскоро пообедали и двинулись дальше. Лагерем на ночлег встали в небольшой сосновой роще. За два часа до наступления темноты Лоскутов, Геккон, Монгол и Мазур с пулеметом вернулись по лощине назад и поднялись на плато у скалы с белой полосой.

– Я останусь на поляне, – сказал Монгол, – а вы поднимайтесь на уступ выше, будете оттуда, как в амфитеатре, наблюдать за мной.

– Тебе сейчас помочь ничем не надо? – спросил Николай Егорович.

– Давайте дров натаскаем, пока светло.

Собрав посреди поляны кучу валежника, Мазур и Геккон ушли наверх. Лоскутов остался.

Словно не замечая его, Монгол стал готовиться к схватке. Вначале он из принесенных дров выложил заготовки для трех костров. Потом обнажился до пояса, намазал тело барсучьим жиром. Пока Монгол втирал в себя жир, Лоскутов еще раз рассмотрел татуировки на его теле. На правом предплечье у Монгола была выколота белка с орешком в лапах, на левом предплечье – крылатая русалка – символ разведчиков-рейдовиков. Русалка, как женщина, была хороша собой. В одной руке она держала трезубец, в другой – бокал с вином. На ленте, опоясывающей рыбий хвост крылатой девы, был написан девиз: «Perasperaadastra». Как однажды пояснил Лоскутову Монгол, единого девиза у рейдовиков нет, и каждый пишет, что захочет. Очень популярным был лозунг «Умри здесь!», который расшифровывали и как угрозу врагу, и как приказ самому себе: «Ни шагу назад!» Латинское изречение о тернистом пути к звездам Монгол выискал в какой-то дореволюционной книге и наколол больше для красоты, чем для философского объяснения своего жизненного кредо. Но когда надо, он объяснял, что его девиз навеян поисками Тунгусского метеорита.

Покончив с нанесением жира, защищающего организм от переохлаждения и занесения инфекции при ранении, Монгол попрощался с Лоскутовым.

– Все, Коля, иди! Я должен остаться один. За меня не беспокойся, я готов ко всему.

Николай Егорович ничего не стал говорить напоследок, пожал товарищу руку и пошел на верхнюю террасу. В душе его боролись разные чувства. С одной стороны, он не хотел оставлять друга один на один неизвестно с каким чудовищем, с другой стороны, понимал, что Монгол не потерпит никакого вмешательства в свою самую важную в жизни схватку.

Поднявшись на уступ, Лоскутов закурил. Темнело. Монгол, как актер по сцене, ходил кругами по поляне. По небу, со стороны гор, поползли дождевые тучи. В лесу вокруг поляны смолкли птичьи голоса, стало тихо.

– Вот что, Мазур, – сказал Лоскутов, – ну его на хрен, это средневековье! Если что не так…

– Да понял я все, командир, понял! – бывший боцман раздвинул у пулемета сошки, пристроил между камней. – Порядок! Сектор обстрела просто замечательный. Ты, Николай Егорович, за меня не беспокойся – я был лучшим пулеметчиком в полку. Ты мне только скомандуй, когда и в кого стрелять, а уж я не промахнусь.

– Геккон, за тебя тоже беспокоиться не надо? – с подначкой спросил Лоскутов.

– А чего я-то? – растерявшийся тунгус рукавом протер ложе снайперской винтовки, осмотрел поляну в прицел. – Я всегда готов.

Стемнело. Монгол зажег костры, разложенные равносторонним треугольником, сел в центре, освещаемый пламенем со всех сторон.

– Геккон, – Лоскутов ткнул прильнувшего к прицелу тунгуса, – в расположении костров есть какой-то смысл?

– Это священный треугольник духов Лесов, Воды и Гор. Место в центре треугольника означает, что Салихэ готов выполнить волю духов и ждет их приказания.

– Геккон, – усмехнулся в темноте Мазур, – если бы в Красной армии было наказание плетьми, то тебе за твои байки про волю духов следовало бы всю задницу надрать.

Неожиданно над их головами громко каркнул норвежский ворон, бесшумно летящий к лесу.

– Началось, что ли? – Мазур залег за пулеметом. – Геккон, насчет плетей я был не прав… Слышь, Геккон, ты какую-нибудь молитву духам прошепчи, чтобы у нас мероприятие гладко закончилось… Ну и местечко здесь! Даже ночью на кладбище лучше, чем тут.

Не сговариваясь, они разом замолчали. Напряжение нарастало.

Время шло, на поляне ничего не менялось. Стал накрапывать мелкий дождик. Тучи окончательно скрыли луну. Холодало.

Неожиданно Монгол вскочил, вскинул руку с ножом, и в пламени догорающих костров, как падающая звезда в небе, сверкнула полированная сталь.

– Иди сюда, – завопил Монгол, – время пришло! Выходи, тварь, хватит прятаться! Я знаю, ты здесь!

Ветер прошелся по кронам деревьев. Один из костров потух.

– Иди сюда, падла! – снова закричал Монгол. – Я тебя щенком не боялся и сейчас не убоюсь! Выйди, сразимся один на один! Выходи, я жду!

На опушке, совсем рядом с рейдовиком, ударила в землю молния. Ее ослепительно-голубой разряд на мгновение озарил всю поляну, и стало светло, как днем. И тут же над головами десантников затрещало электричество, и гром грянул так, что вжал троих здоровых мужиков в землю.

«Если когда-то будет апокалипсис, – подумал Лоскутов, – то он начнется точно так же: гром, молния, ливень, свет костров и одинокий человек с ножом, ожидающий посланцев Сатаны».

Как видно, в пророчестве что-то не сложилось. Монгол, простоявший полураздетым под дождем, вначале закутался в плащ-палатку, потом вовсе ушел с поляны к подножию скалы. Костры погасли. На битву никто не вышел.

– Короче, – сказал Лоскутов, кутаясь в плащ-палатку, как в кокон, – если начнется представление, то разбудите меня. Если у Отца волков сегодня выходной, то меня зря не тормошите.

Вскоре его примеру последовал Мазур. Тунгус не спал до утра.

Когда рассвело, десантники спустились на плато. Монгол, мрачный и злой, но полностью экипированный для похода, ждал их у спуска в лощину. Никто никому ничего не сказал: Монгол не стал объяснять, почему, по его мнению, четвертьвековое ожидание схватки окончилось пшиком, а Лоскутов с бойцами не стали лезть ему в душу.