от говорливой и обильной окружающей жизни.

Позднее (через час? через день?) среди корней большого дерева раздался треск. Трещина расширилась, поглощая тельце суслика. Из трещины появилась женщина и задвинула ее за собой, закрывая временную бескровную рану на дереве и животном. Она коснулась скрытого в стене выключателя, и тропический лес исчез.

Лес было очень приятно наблюдать в одиночестве, но теперь, когда его не стало, Рипли увидела целый комплекс медицинского оборудования, скрывавшийся за этим тропическим лесом. Слева, в непосредственной близости от нее находился аппарат, так внимательно удовлетворивший ее первые потребности в воде, а затем дал ее холодный чай. Аппарат неподвижно свисал со стены, зная обо всех процессах, происходивших в ее теле, всегда готовый отрегулировать поступление лекарств, обеспечить питьем и едой, а в случае необходимости вызвать на помощь человека.

Вошедшая улыбнулась пациентке и подняла изголовье ее постели при помощи дистанционного управления, пульт которого был прикреплен к ее нагрудному карману. Нашивка старшего медицинского техника ярким пятном выделялась на белом фоне ее форменной одежды. Рипли оглядела ее, силясь понять, была ее улыбка искренней или просто привычной. Ее голос был приятным и почти материнским.

— Седативные препараты можно отменить. Я думаю, вы в них больше не нуждаетесь. Вы меня понимаете?

Рипли кивнула. Медтехник внимательно осмотрела пациентку и приняла решение.

— Давайте попробуем что-нибудь новое. Почему бы не открыть окно?

— Сдаюсь! Почему бы и нет?

Улыбка, угасавшая уже в уголках губ, появилась вновь. Следовательно, профессиональная, не сердечная. А почему, собственно, она должна быть сердечной? Медтехник не знает Рипли, и Рипли не знает ее. Женщина указала на противоположную стену.

— Смотрите.

Рипли подумала, что она и только она может решать, смотреть или нет. Тем не менее она покосилась под испытующим взглядом женщины.

Мягко загудел мотор, и пластина, закрывавшая стену, скользнула в щель в потолке. Комната наполнилась резким светом. Хотя он проходил через фильтр и был уже смягчен, для усталого организма Рипли это явилось шоком.

За дверью лежало огромное пространство ничего. За ничем было все. Несколько модулей станции Гейтуэй уходили налево от нее; пластиковые ячейки были приставлены друг к другу, как детские кубики. Снизу в ее поле зрения попадала пара коммуникационных антенн. Во всей картине доминировала яркая изогнутость Земли. Африка была коричневым с белыми мазками пятном на океанской голубизне, сапфировая тиара Средиземного моря венчала Сахару.

Рипли видела все это и раньше, в школе, а затем и в жизни. Она не была особенно потрясена открывшимся видом, а просто радовалась, что все осталось по-прежнему. События в ее недавних воспоминаниях предполагали, что этого могло и не быть, что ночной кошмар был реальностью, а этот мягкий, приветливый глобус всего лишь дразнящей иллюзией. Он был уютным, знакомым, успокаивающим, как потертый плюшевый мишка. Пейзаж дополнял унылый шар луны, словно блуждающий восклицательный знак: планетарная система как защитная оболочка.

— Ну, как мы сегодня?

Она осознала, что медтехник говорит с ней, а не над ней.

— Отвратительно.

Кто-то говорил ей давным-давно, что у нее приятный, неповторимый голос. В конце концов он снова вернется к ней. В настоящее время ни одна часть ее тела не могла работать с оптимальной эффективностью. Ее интересовало, вернется ли это снова, потому что сейчас она очень отличалась от себя прежней. Та Рипли переносила все нагрузки на пропавшем ныне корабле. Вернулась же другая, которая лежала на больничной койке под присмотром сиделки.

— Ну уж, отвратительно?

Она подумала, что медтехником можно восхищаться. Эту женщину не так-то легко обескуражить.

— По крайней мере лучше, чем вчера. Я бы назвала отвратительным квантовый скачок из ужасного.

Рипли плотно сомкнула веки, затем медленно открыла их. Земля все еще была здесь. Время, о котором она не имела представления, вдруг приобрело новое значение.

— Сколько я уже на станции?

— Всего пару дней.

Все еще улыбаясь.

— Мне кажется, дольше.

Медтехник отвернулась, и Рипли задумалась, раздражает ли ее краткое обследование или ей просто скучно.

— Вы сможете принять посетителя?

— У меня есть выбор?

— Конечно, у вас есть выбор. Вы — пациент. После доктора, вы знаете лучше всех. Если вы хотите остаться одна, то останетесь одна.

Рипли пожала плечами, слегка удивившись, что плечевые мышцы послушались ее.

— Я достаточно долго была одна. Какого черта! Кто это?

Медтехник пошла к двери.

— На самом деле их двое.

Рипли заметила, что она снова улыбнулась.

Вошедший мужчина что-то нес. Рипли не знала его, но зато сразу узнала его жирную, рыжую, унылую ношу.

— Джонс!

Она села прямо, не нуждаясь больше в опоре. Мужчина с благодарностью передал огромного кота в ее владение. Рипли прижала его к груди.

— Иди сюда, Джонси, ах ты, старый уродливый лось, ах ты, миленький комочек пуха!

Кот терпеливо перенес эти бурные проявления чувств, так свойственные людям, с присущим его натуре достоинством. Джонс выказал обычную терпимость к человеческим существам, свойственную кошкам. Любой внеземной наблюдатель не усомнился бы, решая, кто из двух существ на кровати обладает высшим разумом.

Мужчина, который принес добрую рыжую новость, придвинул стул поближе к постели и терпеливо ждал, пока Рипли обратит на него внимание. Ему было за тридцать, симпатичный, но не броской внешности, он был одет в неприметный деловой костюм. Он улыбался более естественно, чем медтехник, даже если это было следствием более длительной практики. В конце концов Рипли кивком признала его присутствие, но продолжала разговаривать с котом. Посетитель решил, что если он не хочет, чтобы его сочли за простого посыльного, то первое движение навстречу должен сделать именно он.

— Красивая комната, — произнес он, совершенно не думая так.

Он выглядит, как деревенский парень, но говорит совсем иначе, подумала Рипли, когда он еще ближе придвинул стул.

— Я — Берк, Картер Берк. Я работаю в Компании, и вообще на меня можно положиться. Рад видеть, что вы чувствуете себя лучше. Последнее прозвучало, по крайней мере, искренне.

— Кто сказал, что я чувствую себя лучше?

Она гладила Джонса, который довольно мурлыкал и продолжал оставлять свою шерсть на стерильной постели.

— Ваши врачи и аппараты. Мне сказали, что слабость и нарушение ориентировки скоро пройдут, хотя вы и не производите впечатление дезориентированного человека. Это всего лишь побочные эффекты необычно долгого гиперсна или что-то в этом роде. Биология не была моим любимым предметом. Я больше понимаю в фигурах. Например, у вас, кажется, очаровательные формы, — он кивком указал на покрывало.

— Надеюсь, я выгляжу лучше, чем чувствую себя, потому что я чувствую себя как бы внутри египетской мумии. Вы сказали «необычно долгий гиперсон»? Сколько же меня не было?