Как на сообщников злых демонов, народ восставал на колдунов и ведьм только в чрезвычайных случаях общественных бедствий. В обыкновенное же время он доверчиво и с уважением относился к их вещим дарованиям и охотно пользовался их помощью.

Напротив, христианство на все проявления колдовства смотрело безразлично; на его строгий взгляд, равно были греховны и похитители дождей, напускатели града, вихрей, болезней и составители целебных снадобий, ворожеи, гадатели. Отсюда возникли многие столкновения, которые живо рисуют перед нами прошлую жизнь с ее внутренней стороны.

Вера в колдовство, составляющая теперь исключительную принадлежность простонародья, в допетровские времена была общим достоянием всех классов общества. По незначительной степени доступного тогда образования, высшие сословные ряды в умственном и нравственном отношении почти не разнились от низших: черта, существенно отличающая древнюю нашу историю от новейшей.

Старинные обычаи равно соблюдались и во дворце, и в боярских палатах, и в избе крестьянина, на что указывает весь строй домашнего быта и в особенности свадебный обряд; дух суеверия одинаково властвовал над всеми, начиная от поселян до царя. В 1467 году скончалась супруга Ивана III Мария, тело усопшей «разошлося» (распухло, отекло), и смерть ее приписана была действию отравного зелья.

Подозрение пало на жену Алексея Полуектова Наталью, которую обвинили в том, будто она посылала пояс великой княгини к какой-то бабе (ворожее); тогда, замечает летописец, восполеся князь на Алексея и его жену и шесть лет не допускал его на свои пресветлые очи. От брака с Марией князь имел сына, который умер еще при жизни отца и оставил ему внука Димитрия — от Елены, дочери молдавского господаря.

Во время спора, возникшего за наследство престола между внуком Ивана III и сыном его от нового брака с греческою царевной Софией, сторонники Елены оговорили великую княгиню в злых умыслах и в сношениях с бабами-чародейками, «и в то время (1497 г.) опалу положил князь великий на жену свою, на великую княгиню Софью, о том, что к ней приходиша бабы с зелием; обыскав тех баб лихих, князь великий повелел их казнти — потопити в Москве-реке нощию, а с нею с тех мест нача жити в брежении». Дмитрий был венчан на царство; но торжество его партии было непродолжительно и, — как известно, — окончилось заключением в темницу этого несчастного царевича. София победила, но за нею осталось название «чародейки греческой»: так обзывает ее Курбский в «Истори́и Ивана Грозного»…

В 1547 году Москву постигла страшная кара: великий пожар испепелил все здания, ни огороды, ни сады не уцелели, около двух тысяч народу сделалось добычею пламени; народная молва приписала это бедствие чародейству и обвинила в нем Глинских, родственников молодого царя по матери; были они, говорит летописец, у государя в приближении и жаловании, допускали грабеж и насильство и чрез это возбудили против себя общую ненависть черных людей.

Царский духовник благовещенский протопоп Федор Бармин, боярин князь Федор Скопин-Шуйский да Иван Федоров довели о том сведения до государя, и он приказал разыскать боярам. Бояре приехали в Кремль на площадь, к Успенскому собору, собрали черных людей и стали спрашивать: кто зажигал Москву? Толпа закричала: «Княгиня Анна Глинская со своими детьми и с людьми волхвовала, вынимала сердца человеческие, клала их в воду да той водой, ездячи по Москве, кропила — и от того Москва выгорела!»

На площадь явился и Юрий Глинский, родной дядя государя, но, слыша такое ужасное обвинение, поспешил укрыться в Успенском соборе. Озлобленная чернь бросилась за ним, убила его в самой церкви и поволокла труп на торговое место, где обыкновенно совершались казни; побили и многих людей его, а имущество разграбили. На третий день после этого толпа приходила к царю в село Воробьево и требовала выдачи Анны Глинской и Михаила Глинского, и только строгие меры, принятые Иваном IV, заставили ее разбежаться…

Если верить Горсею, Иван IV в последние годы жизни вполне отдался предрассудкам своего века. Зимою 1584 года явилась комета; больной царь вышел на Красное крыльцо, долго смотрел на нее и потом, изменившись в лице, сказал окружающим: «Вот знамение моей смерти!»

Встревоженный этой мыслью, он решился прибегнуть к волшебству: по его указу на севере России было собрано до шестидесяти чародеек; привезенные в Москву, они содержались здесь под стражею, и царский любимец Богдан Вельский ежедневно посещал их, выслушивал и передавал царю их предвещания.

Колдуньи утверждали, что светила небесные враждебны для государя и что он умрет 18 марта. Царь пришел в бешенство и изъявил желание, чтобы в этот самый день лживые колдуньи были преданы сожжению. Утром 18 марта он почувствовал себя лучше й послал Вельского объявить чародейкам, какая ожидает их казнь за ложное предсказание. «Не гневайся, боярин! — отвечали они. — День начался с восходом солнца, а кончится только с его закатом». Между тем царь собирался играть в шахматы, начал было расставлять фигуры, но вдруг упал в обморок и вскоре за тем испустил последнее дыхание.

(А. Афанасьев)

Встарь, как известно, некуда было прятать или отдавать сокровища под верное обеспечение. Хозяин сокровищ не мог быть спокоен во время отъезда, опасаясь грабежа со стороны неприятеля или бродяг, разбойников, скитавшихся по России шайками. И богатства, полученные из земли, вверяли ей же на сохранение. Эти богатства преимущественно состояли из приобретенного золота или серебра в монетах и вещах, реже — в драгоценных камнях.

Разбойники жестоко пытали богатых людей, чтобы узнать, где спрятаны сокровища. Потому обладатель богатства принимал все меры, прятал его как можно лучше. Богатство укрывалось то просто, то с зароком, то есть с заклинанием, со словесным заговором на имя какого-нибудь человека. Иногда заговор делался на человека, которому попадется запись или бумажное завещание, описывавшее место, где положен клад.

Случалось и так, что завещатель, когда зарывал клад, делал заклинание, что клад этот зарывается на столько-то голов. По понятию укрывателей кладов, клад, положенный на столько-то голов (например «на сорок голов»), причиняет сорока кладоискателям смерть, а сорок первый кладоискатель получает клад беспрепятственно. Рассказывают, что клады показываются по ночам в виде светлых огоньков над тем местом, где клад схоронен, и обычно в ночное время, иногда в виде горевшей свечи. Также считалось, что свеча показывается горящей перед иконой. Тут нужно сделать удар по той вещи и сказать: «Аминь, аминь, рассыпься». И будто клад покажется в виде котла, сундука с разными драгоценностями и монетами, или в виде бочонка, иногда многих бочонков.

Иногда, говорят, клад показывается в пустынном месте человеку в виде какого-нибудь животного или птицы, и показывается, кому должен достаться этот клад, не однажды и всегда на одном месте. Тут нужно иметь предосторожность, потому что опыт взятия клада сопряжен с различными опасностями и страхом. Черти, оберегающие этот клад, угрожают жизни, крича: «Бей! Жги! Режь!» — и потому тот, кто приобретет клад, должен, не озираясь назад, запомнить место и брать с собою денег, сколько можно. Иногда случалось, что сокровища можно было брать несколько раз. Но иногда все, что было взято в первый раз, было и последним. После того клад не открывался.