Состав выездной сессии был таков: товарищ председателя, один из членов суда, а третьим, для пополнения состава, приглашался или почетный мировой судья, или уездный член суда, или городской судья. Я всегда старался привлекать на свою сторону этого третьего. Если им был почетный мировой судья, – человек, знакомый с жизнью, – обвинительные приговоры по «кабацким» делам отменялись .

Вторая категория дел, производившая тягостное впечатление, были дела по обвинению юношей, преимущественно татар, в причинении себе увечий с целью уклонения от воинской повинности.

Чтобы не быть принятыми на военную службу, подлежавшие призыву причиняли себе разные увечья, портили себе зрение, слух, калечили руки, ноги, и, чтобы не быть обвиненными в умышленном причинении себе этих увечий, подсудимые выставляли массу свидетелей, для доказательства того, что эти повреждения не свежие, а давнего происхождения. Например, что глухота или слабость зрения у подсудимого чуть ли не от рождения. Такие дела возбуждались уездными по воинской повинности присутствиями после заключения врача о свежем и умышленном причинении увечья. Дела передавались уездным членам суда, последние допрашивали тех же врачей присутствия и выносили обвинительные приговоры. Апелляционные жалобы на них приносились в окружной суд. В этих жалобах обвиняемые просили о вызове новых свидетелей, о переосвидетельствовании через новых врачей.

По окончании судебных заседаний я расспрашивал родителей этих несчастных о том, что побудило их калечить своих детей, здоровых юношей. Родители, убедившись, что «чиновник» их не выдаст, объясняли причину таких печальных явлений: юноша-татарин, попадая в чуждую ему русскую среду, к людям иной веры, иного языка, подвергаясь насмешкам темной солдатской массы, острее чувствовал весь гнет солдатчины, чем русские юноши, попадающие в свою же среду. Отсюда и происходило нежелание этих людей отбывать воинскую повинность.

Можно ли упрекать инородцев в том, что они не стремятся исполнить свой «гражданский» долг, и в особенности евреев, которые не могли рассчитывать ни на какие повышения и выслуги, а должны были быть готовыми проливать свою кровь за отечество? Эти мысли приходили мне в голову, когда я видел на скамье подсудимых татарских юношей, большей частью из глухих татарских деревень, и рисовал себе их положение в темной, грубой солдатской среде. Кого следует винить?

Я долго жил в культурных странах, во Франции, Италии, Германии, в других, и интересовался отношением тамошних евреев к воинской повинности. Могу сказать, что даже в Германии, где евреи в военном ведомстве долго не пользовались полными правами360, они не только не уклонялись от воинской повинности, но даже не понимали, как граждане могут уклоняться от нее. С другой стороны, евреи на Западе не понимали и того, как государство может делать различие между солдатами различных национальностей. Лишь ознакомившись с положением русского еврея-солдата, они осознавали, почему некоторые евреи не так охотно исполняют воинскую повинность.

Пребывание на сессиях вносило большое разнообразие в жизнь членов суда. Характер дел в уездах был неодинаков. В одном преобладали дела о конокрадстве, о фальшивых расписках на продажу лошадей, в другом – о подделке монет, поджогах, убийстве и тому подобном. Там, где затрагивалось право собственности, крестьянин присяжный заседатель был неумолим, в особенности в делах о конокрадстве и о поджогах. Более снисходительно он относился к разного рода мошенничествам, подделывателям денег, совершенно легко – к телесным повреждениям в драках и очень часто к убийствам женами своих мужей-пьяниц, мучивших этих несчастных, забитых женщин.

Для присяжных заседателей-крестьян речи прокуроров и защитников большей частью не имели большого значения. Про прокурора, бывало, говорили:

– Что же делать? Начальство его послало, он и обвиняет. Служба.

А про защитника:

– Нанялся. Что поделаешь? Каждому есть хочется.

Препятствием для согласия их с решениями дел могла быть часто неясная, недоступная пониманию простого человека редакция статей Уложения о наказаниях.

Большое, даже решающее значение имели для присяжных заседателей судебное следствие, допрос свидетелей сторонами. В этом отношении добросовестность защитника, знакомство его с делом, находчивость, знание им людей играли большую роль. Прислушивались внимательно присяжные заседатели, в особенности крестьяне, к резюме председателя. В течение многих лет я имел возможность наблюдать, как серьезно и вдумчиво относились они к обязанности судьи. Чем беспристрастнее, спокойнее вел себя председатель, тем авторитетнее для них было его резюме. Если председательствующий во время следствия вступал в пререкания со сторонами, «осаживал» защитников, гнул в сторону обвинения, его резюме, большей частью обвинительного характера, не достигали цели. Напротив, спокойное, беспристрастное отношение председателя к делу придавало особую авторитетность его резюме, хотя бы резюме эти и были обвинительного характера. В этом отношении особенно присяжным нравились резюме товарища председателя С. П. Алиенова361Интересно, что крестьяне присяжные заседатели как будто следили на уездных сессиях за поведением судей. Им хотелось «уважать» судей, в особенности председателя, и потому, как я замечал, они относились с особым уважением к резюме председательствующих, не игравших в карты, не останавливавшихся у «сильных» в уездных городах лиц.

Большим препятствием для правильного решения дела бывала часто неясная, недоступная пониманию простого человека редакция статей Уложения о наказаниях.

Иное отношение, чем у крестьян, было у присяжных заседателей из так называемых интеллигентных профессий, купечества и вообще из городских жителей. Судебное следствие и для них, конечно, имело большое значение, но они очень внимательно прислушивались к речам, преимущественно защитников, и понимали председательское резюме, не подчиняясь его влиянию так, как присяжные заседатели крестьяне. Талантливый защитник своим освещением дела часто добивался оправдательного вердикта, хотя все данные судебного следствия могли говорить в пользу обвинения.

Нужно, однако, сказать, что не напыщенная речь адвоката, не громкие фразы играли роль и влияли на присяжных заседателей, а вдумчивая речь, умение обнажить душу подсудимого, выяснить причины, заставившие подсудимого совершить преступление. К великому огорчению прокурора, под влиянием таких речей защитников, присяжные заседатели выносили оправдательные вердикты по делам, по которым, казалось, должен был быть только обвинительный вердикт.