— Записать в вахтенный журнал! Чем грезилась им эта земля?

Чем она была на самом деле? А может, и ныне есть?

Ее тайна навсегда вошла в их жизнь, как тонкий сладкий яа, как сокровенное посвящение, как невыплаканная боль… Никто из них не стал богат и знаменит. Но не она ли освещала мрак их душевных смут, согревала в житейские невзгоды и наполняла их сердца тихой гордостью.

В той забытой, так и не возбудившей мир экспедиции было 15 офицеров. Если бы оба ледокола погибли во льдах и туманах Арктики, о них слагали бы легенды, поэмы… Но они победили, и лавры по случаю военной поры, гражданской усобицы и прочих невзгод им забыли вручить, судьба расплатилась с ними по-своему.

Ледокольный транспорт «Таймыр»:

капитан 1-го ранга Борис Вилькицкий — умер в 1961 году в богадельне под Брюсселем;

капитан 1-го ранга Петр Новопашенный — сгинул в оршанском пересыльном лагере;

лейтенант Алексей Жохов — лежит на мысу Могильном; лейтенант Алексей Лавров — похоронен в Омске в сорок втором;

лейтенант Николай Евгенов — «.. досрочно освобожден из лагеря за высокие производственные показатели и применение в работе стахановских методов труда…»;

лейтенант Дмитрий Анцев — погиб в двадцатых годах;

капитан 2-го ранга (летчик) Дмитрий Александров — пал в бою под Ригой во главе морского ударного батальона в 17-м году, ему выстрелят в спину;

старший лейтенант Аркадий Фирфаров — у его смерти роковая дата — 37-й год;

доктор медицины Леонид Старокадомский — один из немногих, почивших своей смертью. Прах его покоится на Немецком кладбище в Москве.

Ледокольный транспорт «Вайгач»:

старший лейтенант Николай Транзе — пепел рассеян в штате Огайо;

лейтенант Константин Неупокоев — умер после операции аппендицита в 26-м году;

лейтенант Николай Гелыперт — погиб в 17-м;

мичман Александр Никольский — умер на чужбине;

мичман Андрей Ильинский — судьба неизвестна;

доктор Эдуард Арнгольд — в 18-м умер от тифа в Ялте; по другой версии — расстрелян там.

Неужели и в самом деле это «блаженная земля» изломала их судьбы, бросила за кордон и колючую проволоку, переименовала их острова и земли, обокрала могилы?

За что все это?

Не за то ли, что по их стопам пришли конкистадоры Арктики — за нефтью, мехом, золотом, газом; построили бараки и превратили вечную мерзлоту в кладбище для миллионов людей; разворотили тундру гусеницами и ножами бульдозеров, усеяли девственно-чистые берега тысячами тысяч железных бочек в распадках «блаженной земли»?

Конечно, они не знали, для кого и для чего разведали и проторили путь во льдах.

Есть у земли свои заветные оазисы, куда не должны вторгаться люди. Своим неумеренным разумом, любопытством, алчностью они, подобно мухам, забравшимся внутрь хронометра или иного прецизионного прибора, могут разладить, нарушить, погубить древние балансиры природы, порвать тончайшие нити и цепи экологического механизма планеты. Посторонним вход воспрещен! И мы, люди, пока что здесь посторонние.

Убежден: Север, Арктика — одна из таких жизнесущих зон, куда нельзя было входить до поры. Но мы вошли. Я своими глазами видел гнойные раны этого вторжения и на Таймыре, и на Кольском, и на Колыме, и в Белом море… Всюду одни и те же жуткие следы воровского хапанья. Недаром грворят, не в горькую шутку, что ледоколы ныне торят путь не только во льдах, но и в бревнах. Сибирские реки выносят трупы порубленных лесов и трупы расстрелянных людей из размытых могильников.

Рано, рано пришли мы в «блаженную землю».

И еще одно. Запонка лейтенанта Жохова! Крупица меры и надежды! Так же, как эта малая вещица вернулась к своему законному наследнику, так и все выбитое, сдвинутое, смешанное силой зла и забвения вернется на круги своя.

Вернется образок на крест лейтенанта Жохова. Вернутся на острова, земли и города их первозданные имена. И уже возвращаются. И возвращаются из дальних стран книги, как перелетные птицы. Потеплело на родине!

Вот и имена «Таймыра» и «Вайгача» уже проступили на бортах новейших ледоколов.

Таллин. Май 1991 года

В Таллине буйствовала весна. Из бастионов Вышгорода выхлестывала цветущая сирень. Грозные некогда форты превратились в жардиньерки — огромные подобия тех, что выставляли в витринах таллинских цветочных магазинов. Валуны и те прозеленели под дубами Кадриорга. И здешние сосны в который раз, в который век воздели к Солнцу свои желтые свечечки.

А море… Свинцово ли серая Балтика голубела так под майским солнцем?

В этот раз не пришлось гадать, кто же покровительствует мне в этом прекрасном городе.

Верзунов. Именно он заказал номер в маленькой, никому особенно не известной флотской гостинице «Русалка». То была старинная казенная вилла Балтийского флота, на опушке кадриоргской дубравы, близ памятника броненосной лодке «Русалка». Выстроенная на немецкий манер, с мансардой под красной черепицей, она смотрела окнами всех трех этажей на близкое море

Верзунов утверждал, что здесь живали в свое время и адмирал Эссен, и адмирал Рожественский, и другие балтийские знаменитости… Некогда роскошная загородная вилла с великолепной и поныне паркетной лестницей была разгорожена на множество комнатушек и носила статус гостиницы III разряда для командированных в Таллинскую военно-морскую базу офицеров.

Благодаря стараниям Верзунова бывшая адмиральская дача приняла под свой кров всех, кто сумел приехать на «цусимские дни». Были здесь и внучка командира «Авроры», павшего от осколка японского снаряда в боевой рубке, Анастасия Всеволодовна Егорьева, и сын корабельного инженера с броненосца «Орел» Михаил Владимирова Костенко, и дочь автора незабвенной «Цусимы» Ирина Алексеевна Новикова, тихая, застенчивая женщина, посвятившая жизнь российской флоре…

Прогуливаясь у памятника «Русалке», я обратил внимание на то, что гранитный форштевень, вырубленный скульптором, в основании постамента направлен не просто по тому курсу, которым уходила злополучная «Русалка» навстречу своей гибели. Сколько раз бывал здесь, а никогда не замечал этой особенности, да и в путеводителях, в описаниях монумента, кажется, ничего об этом не сообщалось. Круглая площадка вокруг памятника была сделана в виде компасной картушки, так что не составило особого труда определить роковой курс более или менее точно: 22—23°.

И тут меня осенило: да ведь это же курс, каким прорывались во Владивосток сквозь Цусиму эскадры Рожественского! Курс норд-ост 23°. Даже глава в романе у Новикова-Прибоя так названа: «Курс NO 23º».

Получается, что русские корабли шли к своему разгрому курсом «Русалки».

Как бы там ни было, но бронзовый ангел вздымал свой крест над морем и в память моряков-цусимцев. Другого памятника у них не было.