— Вот письмо от первой женщины, излечившейся еще в 1989 году! После курса лечения она родила троих детей. Все лечение ей обошлось всего в три тысячи рупий. Конечно, лечение рака или лейкемии длится гораздо дольше, поэтому и стоит дороже, — сказал дядя.

Это был первый намек на деньги.

Было заметно, что мой «доктор» чувствует себя не очень уютно; рекламный напор дяди его удручал, но остановить его он тоже не мог. Дядя был в некотором роде его боссом, его опекуном, и полагалось дать ему отыграть свою роль. Тем временем дядя поведал, что семья их из рода «ортодоксальных» браминов, в наши дни, к сожалению, оттесненных на второй план браминами модернизированными, «продвинутыми», как его тесть и теща, которые подались в бизнес и разбогатели. Что касается его самого, то он с традицией порвал окончательно. Сложные и запутанные социальные отношения, навязываемые религией, дядя находил невыносимыми и нелепыми. Сейчас главное не каста, а достигнутый успех. Дядя считал себя закоренелым атеистом и презирал все прошлое.

— Ритуалы? Церемонии? Чистейший бред!

В качестве примера он рассказал, что каждый год к Празднику Змеи крестьяне из окрестностей, как в старину, насыпают холмики, на которые затем выливают целые ведра молока. Это угощение для змей. Крестьянин надеется, что потом в поле змея узнает его и не станет жалить.

— Где это видано? — возмущался он. — В деревнях змею убивают при случае. А в храме ей поклоняются как божеству, опускаются перед ней на колени, поят ее молоком. Не лучше ли было отдать молоко детям? Все эти брамины — ужасные эгоисты.

Он рассказал, что, когда умер его отец, ни один из браминов их квартала не пришел на погребальную церемонию из-за суеверия, по которому за человеком, возвращающимся с поля кремации, могут последовать духи и поселиться в доме. Отец в свое время, когда еще работал в больнице, помогал многим из них, но теперь все они думали только о себе.

«Доктор» явно чувствовал себя неловко из-за того, что дядя говорит без умолку. Только когда тот ушел и мы направились в старый центр Какинады посетить его дедушку и бабушку, он решился немного рассказать о себе.

Старый дом, где «доктор» родился, вырос и жил, был частью этого рассказа. Маленький, темный, покосившийся, он простоял в пыльном переулке более двухсот лет. Казалось, его никто и никогда не ремонтировал, даже стены не белили. Крыша прохудилась, балки прогнили, и, чтобы при дожде вода не затекала в главную комнату, где жили дедушка с бабушкой, под потолком была натянута синяя ткань, что-то наподобие тента. Повсюду царил ужасный беспорядок. Тут груда каких-то дощечек, там велосипед без колес, рядом мотоцикл. Посреди комнаты в расшатанном кресле отдыхал дедушка. Но стоило бабушке открыть для меня комнатку-молельню со статуей Ханумана, бога-обезьяны, изображениями других богов, горкой кокосовых орехов, масляными светильниками, как я почувствовал, что это — другой мир. Мир старых, набожных, ортодоксальных браминов, блюстителей вечных и неизменных ритуалов.

«Свежая вода», — сказал мне «доктор», указывая на старый колодец во дворе, из которого семья брала воду из поколения в поколение. Глаза его загорелись. «Чистая вода, сладкая-сладкая», — повторил он, зачерпнув пригоршню. В углу двора тоже росла кокосовая пальма, раза в три выше дома, с оголенными целебными корнями. Да и корни моего «доктора» тоже были здесь, в этом доме.

Он был первым из троих детей, и родные опасались, что мальчик вырастет не вполне нормальным, потому что отец женился на племяннице, дочери брата. С раннего детства наш «доктор» постоянно болел и долгое время проводил в постели. Аллергия, изнуряющая астма и постоянные бронхиты не давали ему играть с другими детьми. У него не было друзей. Больше времени, чем в школе, он проводил в больнице, где его накачивали западными лекарствами. «И еще гормонами и стероидами в огромных количествах», — добавил он.

Никому, даже брату дедушки — известному аюрведическому лекарю — не удавалось его вылечить. Так он и рос, мечтая однажды найти лекарство для самого себя. Он читал запоем, проглатывая без разбору все попадавшиеся книги. Прочитанное так врезалось в его память, что он помнил об этом годами. Ему помогли разобраться в священных текстах. С детства он собирал сведения об аюрведе, астрологии или лекарственных травах, то есть, в его понимании, обо всех аспектах медицины. Кипы старых бумаг, которые я заметил на книжных полках в новом доме, — это и была его коллекция.

Уже в пятилетнем возрасте он умел распознавать несколько видов трав, «общаться» с ними, как он говорил. Тогда же он приготовил под руководством дедушки-аюрведиста первые лечебные отвары. Травы были его игрушками, его друзьями. Они были для него, как люди, — у каждой свой нрав, свои повадки. В шестнадцать лет ему удалось подобрать восемь трав, в которых он сам нуждался. Скомбинировав их в правильно приготовленной микстуре, он избавился разом от всех болезней.

Западный врач, конечно, сказал бы, что мальчик в период полового созревания просто «перерос» свои болезни. Но «доктор» с такой страстью говорил о травах и различных их сочетаниях, что у меня не осталось сомнений в том, что рациональнейшее объяснение тут пасует. Возможно, он расстался с былыми проблемами, внушив себе, что держит в руках свою жизнь благодаря тому, что разыскал собственный путь. Так недавний больной превратился в лекаря.

После своего излечения юноша посетил разных целителей, живущих в тех краях, и у каждого чему-нибудь учился. Из каждой поездки он привозил травы. Вскоре у него появились первые пациенты и первые успехи. Однажды к нему обратился за помощью даже министр штата. Юношу доставили к нему в «пятизвездочный отель», после визита министр пошел на поправку; именно с тех пор имя «доктора» стало известным за пределами Какинады. Вот так молва, подогреваемая надеждой, дошла до самой столицы и, в конечном счете, привела меня сюда.

Тут нас настиг дядя. Вместе они проводили меня в гостиницу «люкс». Еще по дороге сюда я видел ее рекламу, там говорилось, что это «самое элегантное» заведение в городе. Страшно даже представить себе, как же выглядят остальные, менее «элегантные»! Мне, одетому на индийский манер, пришлось изрядно постараться, чтобы вообще поселиться здесь. Меня чуть не выставили, приняв за неимущего хиппи или странника, который забрел явно «не туда». Простыни были серые и мятые, так что я предпочел укрыться саронгом, который всегда вожу с собой.

Лежа на кровати и глядя в потолок из пластиковых панелей, по общему мнению, канцерогенных, я не мог удержаться от смеха. Я вообразил себе, какие лица были бы у моих нью-йоркских «ремонтников», если бы они по какому-то волшебству увидели меня здесь, в этом «люксе», в ожидании излечения их здешним «коллегой».

Меня разбудил невыносимый запах жареного лука. На кухне гостиницы стряпали завтрак «люкс». Я не смог оценить их кулинарные потуги, потому что в восемь часов я должен был явиться к «доктору» натощак для клинического и астрологического обследования. Затем предполагалось принять окончательное решение насчет способов моего лечения.

В холле гостиничные работники терли пол грязными мокрыми тряпками. Куча мусора у входа в гостиницу за ночь заметно выросла, и собаки, свиньи, козы, коровы и вороны — эти великие мусорщики и санитары Индии — уже принялись за дело.