— Мы должны найти его, — прошептала Каролина, резко высвободившись из моих объятий и обхватив колени руками. — До него не дошло, насколько все серьезно. Бабушка и дедушка собираются подавать против него иск, чтобы заморозить его счет. За то, что он нас покинул.

— «Я бы хотел заморозить его счет», — процитировал я дедушку Штейнера.

— Но они продадут дом, — сказала сестра.

Я сел прямо и схватил свитер, чтобы вытереть лицо.

— Что ты сказала?

— Клаусу и Лизель. Они продадут дом. Я все подслушала. Они будут арендовать у них часть дома, нашего же дома. Во дворе Клаус планирует разбить какую-то теплицу или разводить жуков. Гейб, это будет в нашем дворе!

— Когда ты это услышала?

— Я слышала, как мама говорила с Кейси и бабушкой. Пару дней назад. Они пришли, пока мы были в школе. Она им все и выдала. Поэтому нам надо действовать быстро.

— Мы не можем помешать продать дом. Я слышал, как дедушка сказал, что если папа снимает деньги со счетов, то мама может продать дом без согласия мужа…

— Если мы его найдем, он поймет, Гейб. Ты знаешь, что я могу его уговорить.

Я слушал.

Оказалось, что это не была бредовая идея, только что пришедшая Каролине в голову. Она зафиксировала пункты плана на бумаге, сложив все в папку и наклеив на нее перечень дел на весенние каникулы. Папка! У Каролины! Дело в том, что, хотя у сестры и не было проблем с логическим мышлением, она никогда ничего не планировала, разве что в четверг могла записать, что в субботу должна пойти по магазинам. Вообще-то она у нас очень умная. И у нее есть такая же черта, как у Лео: она всегда знает, как добиться того, чего хочешь.

В папке были тексты писем. Писем отца, и знакомство с ними оказалось крайне увлекательным занятием. Перед отъездом отца Кара загрузила всю его переписку в ма-мин компьютер, озаглавив: «Дневник Каролины». Она знала, насколько щепетильно относится мама к личному пространству. Она никогда не полезет читать чужие записи. Затем, когда Каролине подарили ноутбук, она скопировала все в свой компьютер. Переписка длилась года два. Первыми корреспондентами отца были Аймен и его жена Мэри Карол, которые основали коммуну в Нью-Гемпшире. Сначала ее члены собирались в одном доме, чтобы «добиваться просветления», но постепенно все сгруппировались так, чтобы жить по соседству друг с другом. Близость духовная требовала близости географической. Они разделяли взгляды на то, какое образование должны получать дети, какую еду надо покупать, как организовывать досуг, и в итоге сэкономили большую сумму. Все они по-прежнему жили в Нью-Гемпшире, но у каждой семьи (Каролина насчитала их восемь или девять) был собственный дом. У них появился транспорт общего пользования: два минивэна, один грузовик, снегоочиститель. В коммуне был один телевизор на всех. Они смотрели только фильмы и новости, которые невозможно проигнорировать, например об Олимпиаде или о событиях 11 сентября. Раз в неделю они проводили встречи, которые «могли оканчиваться большой и громкой дискуссией», как выразился Аймен, — он служил на флоте, а его жена Мэри Карол, оказывается, была отличным стрелком. Каролина вопросительно посмотрела на меня, а я вспомнил пистолет в ящике отцовского стола.

Аймен писал: «Мы принимаем совместные решения, а именно расписание дел. Мы планируем, когда читать детям книги. Иногда нам приходится даже спорить, поскольку одни люди хотят включить в список литературы только книги на темы современной жизни, а другие желают, чтобы их дети знали произведения Шекспира. Каждый, кто достиг пятнадцатилетнего возраста, имеет право голоса. У нас прекрасная компания, и я вам скажу, чем она прекрасна: тем, что мы разные». Далее он пишет о ритуалах, «которые и позволяют нам считаться коммуной. Они объединяют. Например, у нас есть ритуал посвящения во взрослую жизнь, когда ребенку исполняется тринадцать. Никакого религиозного подтекста. Нет. Мы это не практикуем. Те, кто хотят поклоняться своему Богу, делают это по-своему. Однако мы считаем, что тринадцать — порог, ведущий к поре зрелости, поэтому мы устраиваем пир, с дарами и с именной Книгой Жизни, куда посвященный запишет свои воспоминания».

Это звучало в стиле Лео, особенно если учесть, что наряду с нормальными именами там встречались и такие, что невольно задумаешься: чего добивались этим родители, давая детям такие имена? Наверное, они настолько стремились к земле и природе, что мечтали с ней слиться. Например, детей звали Ива, Мир. Я все же надеялся, что они оставались детьми.

В папке еще были письма от какого-то довольно злобного типа, с которым, к счастью, отец не переписывался долго. Однако далее шли письма в основном из двух мест. Один адрес был связан с Гудзоном, и мы заключили, что это должно быть в верхнем Нью-Йорке, а второй — с Вермонтом.

На вермонтском адресе стояло название «Хрустальная роща». Это тоже была коммуна, однако, несколько иная. Все ее члены имели собственные домики (фотография прилагалась), напоминавшие нам домики, в которых понравилось бы играть Аори. Комнаты были крошечными, мебель встраивалась в стену. Тебе предоставляли складную кровать. Складной письменный столик. Даже стол в кухне был складной. Этот бред имел определенную цель: считалось, что такой быт способствует тому, чтобы человек больше времени проводил на воздухе. Всем вменялось в обязанность посещать Собрания (мне показалось, что это слово из фильма ужасов о людях, которые отправились в рай, но там их превратили в клонов). Собрания проводились на большой террасе с огромным столом, как на картине о Тайной Вечере, и со множеством маленьких столиков (наверное, для детей). Здесь все вместе вкушали пищу, которая добывалась из того, что произрастало тут же, на ферме. Даже мясо. Дети ходили в школу, но по субботам должны были отрабатывать свою «десятину» (я специально потом посмотрел в словаре, и это означало «отдавать десять процентов своих доходов кому-либо»). Взрослые имели работу, но (о ужас!) складывали деньги в общую кассу. Кто-то работал механиком в гараже, а кто-то — ортодонтом, но это не имело значения, потому что все шло в один котел. Из общих доходов оплачивались расходы на содержание. Одни работали на ферме, другие занимались шитьем, и картинки, которые прилагались, были похожи на рекламу рая. Водопады и дети, плещущиеся в воде. Я никогда не слышал, чтобы в Вермонте были горячие источники, но кто знает? На Аляске они тоже есть. Прилагалась также информация о том, что ученики получают нормальное образование после окончания школы, и список колледжей, куда они поступают. Здесь же была фотография старших школьников, которые отправились в турпоход в горы (над ними развевался длинный плакат «Мы сильны и горды. Наше тело тому доказательство»). На фото я увидел одну очень симпатичную девушку по имени Джессика Годин. Пожилая леди, как она сама себя представила в письмах к отцу, казалась милой. Ее звали Индия. Леди сообщала, что это ее настоящее имя, так как ее родители были учителями, и она выросла в Дели.

«Наша жизнь подойдет далеко не всем, Лео, — писала Индия в одном из своих первых писем. — Поэтому рекомендую тебе посоветоваться с женой. Возможно, будет правильно, если вначале ты приедешь на короткое время. На месяц. А уже потом можно делать окончательный выбор. У нас мало кто уезжает, но есть такие семьи, которые все же покидают коммуну (из-за семейных обязательств, например)». Отец ответил ей, что и он, и его жена мечтают обрести духовное просветление, ведя простую и праведную жизнь, которую предлагают в коммунах. Он написал о себе. Кстати, многое из того, что он сообщил, мягко говоря, не соответствовало действительности. Лео сказал, что участвовал в марафонах. Наверное, ему хотелось выглядеть этаким мачо, как те парни на фотографиях, которые накачивают мышцы на рубке дров и на стройке своих идиотских крошечных домиков, а может, когда режут свиней и кур. Я не знаю. Переписка с Индией продолжалась. Она сама ее прекратила, деликатно намекнув, что Лео должен приехать в «Хрустальную рощу», чтобы убедиться в том, что она говорит правду. А она не может долго отвлекаться на письма, так как у нее много обязанностей по организации работы коммуны и «исследованию» ее жизни.