Две недели безветрия прошли относительно спокойно. Турки явно не спешили, выжидали, но казаки не выдержали. Заметив как-то утром отбившуюся турецкую фелюгу, бесшумно выскочили из засады в камышах, захватили первую добычу.

Турецкий капудан-паша все же решил проверить русскую оборону. На рассвете его галеры подкрались к внешнему рейду Таганрога. Передвигались ощупью, фарватера турки не знали.

Но Апраксин давно наблюдал за каждым шагом неприятеля. Утром посвежело, наконец-то потянуло с верховьев Дона.

— Вызвать командиров, — распорядился Апраксин.

Прямо на палубе, у трапа, начался короткий совет.

Спустя полчаса навстречу туркам, набирая ход, двинулся пятидесятипушечный корабль под командой Крюйса и с ним три шнявы. Турецкие галеры не стали испытывать судьбу. Развернулись на обратный курс, удрали в море. Отошли к горизонту. Капудан-паша продолжал выжидать, осторожничал. Еще не известно, сколько вымпелов в Азове, — вдруг ударят с тыла. Пока же у него одна цель — попытаться задержать русских у Таганрога. Турецкая эскадра подошла ближе к берегу, с кораблей спускали шлюпки, готовили десант. Цепко следили за малейшими движениями противника сигнальные матросы, вахтенные офицеры на русских кораблях. Апраксин предупреждал каждый маневр неприятеля, замаскировал на берегу войска, батареи.

Не успели турки ступить на берег, шквал картечи обрушился на них из укрытых кустарником пушек. Выскочила пехота с примкнутыми штыками, ударили лихие казаки.

Поспешили янычары на корабли, оставляя убитых. Эскадра турок ушла в море.

Апраксин наблюдал за их маневром, кивнул Крюйсу:

— Бери пять вымпелов и припугни турок. Токмо далеко не суйся, но дай им знать нашу прежнюю хватку.

Турецкая эскадра, не ввязываясь в бой, ушла далеко за горизонт, и неделю турки не приближались к берегам.

Неожиданно ранним утром Апраксина разбудила пушечная стрельба. Выскочив на палубу, он нахмурился. Издали, распустив паруса, приближалась турецкая эскадра. Пушки палили беспрерывно, но ядра не вспенивали воду.

— Холостыми палят, — хмуро проговорил Апраксин, — не к добру это.

Отделившись от эскадры, в гавань медленно, выкинув белый флаг, входила турецкая галера под вымпелом капудан-паши.

Подобрав полы халата, ловко поднялся по трапу капудан-паша. Лоснившееся от загара лицо турецкого флагмана сияло открытой улыбкой. Казалось, он спешит кинуться в объятия своего недавнего врага…

«С чего бы это?» — тревожно захолодело вдруг внутри у Апраксина.

— Мой достопочтенный адмирал, — после взаимных приветствий начал торопливо гость разговор через толмача. Он вынул сверток бумаги и протянул Апраксину. — Только что я получил фирман. Наш султан и ваш царь заключили мир. Война закончена без пролития крови. — С лица турка не сходила улыбка, но в глазах светилось затаенное торжество. Он вдруг поднял обе руки и обвел ими вокруг, кивнул на побережье, повернулся в сторону далекого Азова. — Теперь и навсегда все это принадлежит высокочтимому султану.

Недоумевающий Апраксин развернул лист. Как в тумане вчитывался он в полученное известие: «Возвратить туркам Азов, уничтожить крепости в Таганроге, Каменном затоне, Самаре, уничтожить все корабли флота…»

Подняв голову, смотрел пустым взором мимо улыбающегося капудан-паши. «Што стряслось-то? Одним махом все труды насмарку? Ножом по живому телу! Кровушки-то сколько пролито, живота положено!» Протянул фирман турку.

— Мне не ведомо сие. Покуда от государя указ не поступит, действий никаких предпринимать не ста-ану. — Кивнул головой, мол, разговор окончен.

Согнав улыбку, так же ловко подхватив полы халата, капудан-паша быстро спустился по трапу, явно недовольный приемом.

Глядя вслед удаляющейся шлюпке, Апраксин вдруг подумал о Петре: «Воевал бы у моря, как Доси-фей завещал, а то ринулся очертя голову в омут. — Запершило в горле, закашлялся. — А ежели сие все правда?..»

На этот раз, обыкновенно осторожный, царь промахнулся, забыв поговорку «Не ставь неприятеля овцою, ставь его волком».

Битва с турками в излучине Прута могла бы привести и к успеху русских войск. Но, не зная всех сил неприятеля и опасаясь разгрома, Петр не стал рисковать, быть может, и сдрейфил. К тому же он больше прислушивался к Шафирову и Екатерине Алексеевне, чем к генералам…

По мирному договору царское войско покинуло место битвы с оружием, развернутыми знаменами. Под грохот барабанов… Как и водится у азиатов, турки взяли заложников: Шафирова и сына фельдмаршала, генерала Шереметева, чтобы заставить царя до конца выполнить обязательства. Царь, покинув армию, отправился с женой в Варшаву, а Апраксину послал весточку, где изливал душу:

«Хотя я николи б хотел и вам писать о такой материи, о которой принужден ныне есмь, однако ж, понеже так воля Божия благословила и грехи христианские не допустили… и тако тот смертный пир сам окончился, которое хотя и не без печали есть, лишиться сих мест, где столько труда и убытков положено, но однако ж чаю сим лишением другой стороны великое подкрепление, которое несравнительною прибылью нам есть».

Письмо несколько успокоило душу: Петр сглаживал свои промашки, старался приглушить их делом, вселить надежду в Апраксина.

— Мудро государь рассуждает, — сказал он Крюйсу, — теперича у нас единая забота — шведа побить до конца, флот Балтийский крепить. Давай-ка, вице-адмирал, поторапливайся, уводи кораблики, которые можно, да поезжай на эскадру в Петербург.

С болью в сердце уничтожали они корабли — разбирали, сжигали, некоторые добротные, как «Преди-стинация», «Ласточка», продавали туркам за десятки тысяч червонцев.

Добротные галеры Крюйс повел по Дону в Черкассы.

После Нового года Апраксин передал туркам Азов, спустя месяц взорвал крепость Таганрог.

На Азовском море прощались с флотом, а на Балтике распоряжался шаутбенахт Боцис: отгонял шведов от Котлина, прорывал блокаду, снабжал Выборг боевыми припасами и провизией.

Понемногу осваивали новые базы. В Ревеле появились новые купцы из Голландии и Англии. В разгар лета у входа в Ревельскую бухту показалась странная шхуна. Без флага, осторожно лавируя, приблизилась к берегу, бросила якорь. От борта отвалила шлюпка. Комендант крепости с недоумением рассматривал гребцов: «Какие-то бродяги, в рвани, бородатые». На корме шлюпки, приподнявшись во весь рост, сухощавый бородатый старик в полусгнившем кафтане размахивал шапкой, что-то кричал.

Как было коменданту угадать в нем Якова Федоровича Долгорукого, одиннадцать лет назад сгинувшего под Нарвой, обманом плененного с другими офицерами?..

Петр следил, чтобы с пленными офицерами обращались человечно. Кормили их наравне с солдатами. Использовали на строительных верфях Петербурга. Не раз обращался Петр к королю, предлагал разменять пленных. Карл отмалчивался.

Русских пленных поначалу отправили в Швецию. Так было под Нарвой, где Карл обманом пленил семьсот русских генералов и офицеров. В последующие годы Карл приказывал пленных русских убивать сразу, после сражения. Слишком стало накладно отправлять их в Швецию. Расправлялись с ними просто: связывали веревками, клали пластами по трое и кололи штыками или палашами. Лично Карл, в свободное от богослужения время, не однажды развлекался таким способом в походах… Благословлял такое изуверство пастор Нордберг…