— Да ладно, ничего. Пройдет! — на ходу крикнул я.

Кажется, отбрехался! Теперь в магазин за новой одеждой. Только бы там, учитывая мой видок, не всполошились, не вызвали психбригаду. От тех так легко не отделаешься.

Ну денек! Два пожара (из них один настоящий, да еще какой!), два преследования и еще одно в ближайшей перспективе. С ума сойти! Все, хочу тайм-аут! Такие перегрузки не для меня. Антракт! Два дня в соседнем городке — всего-то два часа автобусом — по чужому, заимствованному известным образом паспорту, я отсыпался в гостинице. Еще день думал как выпутаться из сложившегося положения. В этом малоприветливом краю меня уже ничего не держало. Задание, плохо ли, хорошо ли, выполнено, связи обрублены, явки провалены. Премиленький итог! Осталось, прихватив резидентский, тот, из дохлой кошки, контейнер, отбыть в места постоянной дислокации. Вот только какой заказывать билет? Самолет отпадает, там не проскочишь. Поезд? Бесспорно толкучки там больше, но если встать у каждого вагона? Попутки? Милиция наверняка с ними, разве только угнать междугородний КАМАЗ?.. Нет, слишком эффектно и значит небезопасно.

Товарняк? Пожалуй. Отыскать человека, спрятавшегося в проходящем составе мудрено. Можно зарыться в уголь, гравий, забраться в зерновой вагон, цистерну с нефтью, прикинуться доской, фикусом… Ладно, без шуток. На том и остановимся. Едва ли меня ищут так же интенсивно, как раньше. Сдается мне, что у них сейчас других проблем хватает.

В очередной раз изменив внешность, я отправился на выемку контейнера. Справился быстро, если со всеми предварительными и последующими контрслежками — часа за четыре. Вот теперь точно все! Осталось пробраться на грузовую станцию, занять свой первый класс, в каком-нибудь угольном вагончике и заказать у проводника чай… Четыре-пять дней и я пред светлыми очами начальства!

Подходящий состав я отыскал быстро — полувагоны с углем и досками.

Конечно, надо было лезть в уголь, но я так устал изображать из себя обитающего в норах мелкого грызуна, что дал слабину. В одном из вагонов поднял шалашом десяток досок и, втиснувшись в образовавшуюся нишу, наглухо забаррикадировал все подходы.

Контейнер, как и положено, я с собой не взял — прилепил с помощью заранее припасенных магнитов к днищу третьего от меня вагона. Груз в нем был тот же самый, что и в моем, номера близкие, значит никуда он не денется, поедет рядом.

Перестраховываясь, хотя был уверен, что у моих врагов, не без моей помощи, теперь другие заботы кроме ловли какого-то агента, я просыпал пространство вокруг себя противопсовым порошком. Все, отбой! Теперь один-два дня до выезда из опасной зоны я могу расслабляться. Потом еще двое суток обычный, с полками и свежим бельем пассажирский поезд, Москва, начальство и нудные многостраничные отчеты, рапорты, объяснительные. Но это не смерть, это я переживу.

Тепловоз дал гудок, состав дернулся, пошел разгоняя ход, с каждой минутой отсчитывал удаляющие меня от опасности километры. Тара-там-там. Тара-там-там… Какая оптимистическая музыка. Слушал бы и слушал. Напевает, убаюкивает мерным пристуком: спасен-спасен, спасен-спасен, каждый рельсовый стык.

Еще некоторое время я честно нес службу, но постепенно расслабился, позволил себе посторонние, не на тему — Стой! Кто идет! — мысли. Наверное сказалось накопившееся за эти недели напряжение. Теперь все было позади. Уже не надо было держать на лице очередную маску, не надо разрабатывать легенды, ждать от каждого встречного прохожего подвоха. Я вырвался. Я еду в мир. Война закончена. И я жив! Все прочее не важно.

Очнулся я через несколько часов от того, что состав встал, снова дернулся, откатился на метр и снова замер. Похоже, очередной перегон. Сильно запахло тепловозным дымом, слышнее стал гул работающих моторов локомотива. Ветер что ли поменялся? Тепловоз дал близкий гудок и опять колеса застучали баюкая мою усталость. Я отключился.

Пробуждение было пренеприятным. Чьи-то каблуки тяжело топали по уложенным над моей головой доскам.

— Да здесь он, здесь, — доносился голос. — Я слышал. Здесь прячется.

Неужели железнодорожная охрана? Вот позора-то будет. Уйти от профессиональных сыщиков, чтобы проколоться на обыкновенных станционных сторожах! Стыдоба!

— Давай, давай, вылазь! Зайчик!

Изображать отсутствие было глупо и, на ходу прикидывая приличествующие моменту отговорки: потерял билет, приходится выбираться на перекладных, или — это все дружки-приятели, шутники проклятущие, вначале напоили до беспамятства, потом заложили досками, разыграть решили! — я раскрыл крышу. Что мне грозит за нарушение правил железнодорожных перевозок? Штраф? Составление протокола? 15 суток? Смешные наказания для человека, несколько дней ходившего под самой смертью. Отбрешусь, не впервой.

Изображая и очень убедительно, т. к. действительно хотел спать, расслабленную зевоту, я выпрямился.

В то же мгновение в глаза мне ударил нестерпимый свет десятков прожекторов.

— Руки за голову и без глупостей!

В затылок больно уперся холодный автоматный ствол, звякнул передергиваемый затвор.

— Остановка конечная. Поезд дальше не пойдет. Вали с вагона!

Руки заломили, защелкнули наручники. Сопротивляться было бесполезно. Прожекторы один за другим погасли и я увидел, что вагон стоит в большом, крытом ангаре. Да, да, именно вагон. Один только вагон, прицепленный к маневровому тепловозу!

Я начал понимать, что со мной сотворили. Дав расслабиться, поверить в спасение, преступники на первом же удобном перегоне остановили состав, выдернули единственный мой вагон и, подцепив к небольшому тепловозу, укатили в известном им и совершенно не известном мне, направлении. Вот откуда вдруг усилившийся запах дыма и звук двигателей! Они играли со мной в кошки-мышки. И кошкой, увы, был не я! Теперь, вволю натешившись, меня съедят. Непременно съедят, со всеми моими конспиративными потрохами. Ам, и нету!

Я уже не чувствовал страха — только разочарование и неодолимую усталость, переходящую в безразличие. Наверное нечто подобное ощущает отсидевший свой срок заключенный, выведенный за ворота и вдруг вновь возвращенный в камеру.

Сопротивляться противнику, способному запросто выкрасть из движущегося состава целый вагон, значит только продлевать агонию. Обидно лишь, что сразу не прикончат — помучают.

Бесцеремонно, словно мешок с ветошью, меня сбросили вниз. Правильно, что им цацкаться с почти уже трупом. Подняли, протащили, загрузили в машину и повезли в неизвестную сторону.

Автоматически пытаясь запомнить дорогу — подсчитывая время, повороты машины, потом шаги, ступеньки, двери я морально готовился к худшему. Вопрос стоял уже не о сохранении жизни — о наименее безболезненном и возможно более скором уходе. На пощаду я рассчитывать не мог, даже если бы рассказал все что знаю. Законы жанра не позволяли оставить меня в живых. Я узнал непозволительно много.

В жарком полутемном подвале с меня сдернули изолирующий колпак и всю прочую, вплоть до носков одежду. Взамен бросили обыкновенный крапивный мешок с прорезями для головы и рук.