В кратких перерывах между пытками я сладостно мечтал вернуть им пережитую мною боль. Вернуть сторицей. Насладиться их стонами, криками, жалобами, как лучшей музыкой. Не понимая того сам, я вставал на скользкий путь, ведущий к пропасти предательства. Собственно говоря, этого они и добивались.

Спасла меня снова Учебка. Я был слишком конкретен, чтобы откладывать месть на потом. Я не выторговывал жизнь, как необходимость будущего сведения счетов. Я без раздумья отдавал ее за право насладиться ответной болью. Зуб за зуб! Жизнь за жизнь! И только так! И только сейчас!

Ежеминутно я стал подмечать особенности поведения своих противников, выискивать, просчитывать слабые места в обороне. Таких почти не было. Но они были! К идеалу можно стремиться, но его нельзя достичь. В любом сверхнадежном механизме отыщется слабое звено. Так учили меня. И я искал!

Я уже знал что и когда буду делать. Скорее всего в этой борьбе мне придется умереть, но по меньшей мере две жизни я заберу с собой! Это и будет моя месть. На большую, увы, рассчитывать не приходится.

Постепенно и расчетливо я стал изображать слабость. Я стал унижаться, плакать, молить о пощаде и валиться с ног от каждого удара. Я перестал сопротивляться внешне, концентрируя остатки сил для последнего боя. И он наступил.

Я сдался!

Ночью, когда по моим расчетам отсутствовало начальство, я потребовал бумагу и ручку. И еще я потребовал еду. Должен же я за свое предательство получить что-то, кроме прекращения издевательств.

Если бы рядом был Убийца, он никогда бы не допустил подобной промашки! Но его не было.

Обрадованные неожиданным успехом, палачи поспешили выполнить мои просьбы. На стол легли листы бумаги, шариковая ручка, миска щедро сдобренного мясом горячего плова и даже стакан вина. Мне расстегнули руки.

Плача от боли, обиды и собственной слабости, поддерживая правую руку левой, я взял ручку и стал писать признание. Медленно, очень медленно я выводил на бумаге буквы. Палачи переглядывались, незаметно подмигивали друг другу. Они ликовали, предвкушая скорый отдых и щедрое вознаграждение. Я не стал исключением из правил, но лишь самым трудным подтверждением их.

Я писал, останавливался, комкал, отбрасывал листы, снова писал. Я правильно рассчитал. Боясь упустить миг удачи, они приблизились, склонились надо мной. Один пытался читать написанное сзади, через плечо. Другой, напротив, навалившись животом на стол, ждал, чтобы мгновенно выдернуть из-под моей руки заполненный лист. Они спешили, торопили угодные им события. За что и поплатились!

Я поставил последнюю на странице точку и, словно думая смять очередной лист, раскрыл им ладонь. Ручка автоматически перевернулась стержнем вверх.

Он наклонился. Он не мог не наклониться! Слишком важна ему была эта страница, первая, которая неизбежно потянет за собой следующие! Ну же, еще маленько. Еще… Он потянул к листу руки и в то же мгновение точным и сильным ударом я вогнал ему острие авторучки в глаз. Глубоко, до внутренней стенки черепа! Он умер даже не поняв, что произошло. Он умер легче, чем мне хотелось бы, но, главное, умер!

Другой рукой, практически без паузы, я впечатал миску с горячим пловом в лицо сзади стоящего охранника. Он даже не закричал, рот его оказался заполненным пловом.

В следующее мгновение я должен был получить пулю в голову от стоящего у двери охранника. Но мне повезло, мне сказочно повезло! Обалдело наблюдая произошедшее, он замешкался на несколько секунд. Мгновенно уловив заминку, я перестроился на ходу. Теперь я мог не только отомстить, пожертвовав за это жизнью, но и попытаться спастись!

Далее все развивалось как в вестерне. Охранник лихорадочно лапал пистолет, срывающимися пальцами снимал предохранитель, передергивал затвор. Я вымеривал до него расстояние, заносил освобожденную от плова миску. Я успел раньше. С силой брошенная миска, молнией блеснув под светом потолочного фонаря, ударила ему в горло, перерубая сонную артерию. Не зря я в бытность свою курсантом, часами тренировался метать предметы домашнего обихода. Пригодилось все-таки!

Последнего, приходящего в сознание охранника, я убил ударом кулака в переносицу. Он так и умер с кусками дымящегося плова на лице. Месть состоялась. Но я о ней уже не думал. Я работал на спасение!

В коридоре, похоже, никто ничего не заметил. А нечаянные вскрики и удары, даже если услышали, приняли за начало очередной серии допроса с пристрастием. Для дальнейших действий я выбрал охранника у двери. Он был с бородой и в очках, то есть имел те главные приметы, которые делают лицо. Быстро раздев его, я натянул на себя хаки-форму, фуражку, нацепил очки. Бороду я подрезал по кругу его же ножом и сняв единым скальпом, налепил на собственный подбородок, подтерев кровь полой рубахи. Наверное это было варварство сродни каннибализму, но изготовлять парик у меня не было времени. Лишняя минута могла стоить мне жизни.

— Эй, открывай! — крикнул я, застучав ботинком в дверь.

Отворилась небольшая смотровая дверца. Именно из-за нее я затеял весь этот маскарад.

— Это ты что ли? — спросил невидимый голос.

Я специально пододвинулся ближе, чтобы выделить усы и бороду, прикрыть лишний свет и загородить внутреннее помещение камеры.

— Ну, а кто еще!

Заскрежетал засов, отпирающий дверь. Я прижался к косяку. Дверь раскрылась. Единым движением я вдернул надзирателя внутрь, ударил ножом в шею. С изумлением на лице он осел на пол.

Аккуратно закрыв камеру, я пошел по коридору. Мне надо было торопиться. Еще немного и моя униформа набухнет сочащейся из свежих ран кровью. Я стану заметен.

По дороге я дополнительно вооружился, прихватив с пожарного щита небольшой ломик. Таким, умеючи, можно было воевать не хуже чем боевым мечом.

Коридор завершился лестницей, ведущей наверх. С большим трудом, превозмогая боль в теле, я одолел один марш и увидел идущего мне навстречу мужика. Кто он был, боевик или техническая обслуга здания, в подвале которого я находился, узнать было нельзя.

Я наклонился, сделал вид, что шнурую развязавшийся ботинок.

— Здорово, Боря! — на ходу крикнул прохожий, но вдруг остановился, словно что-то сообразив.

— Слушай, что у тебя с лицом? — и в то же мгновение, отпрыгнув назад, потянул из заплечной кобуры пистолет.

Достать руками я его не мог, пришлось стрелять. Выстрел гулко раскатился по лестничным маршам. После секундной паузы наверху послышались встревоженные голоса, топот ног. Мне ничего не оставалось, как вернуться в подвал.

Неудачно! Одна радость, что теперь у меня появился еще один пистолет.

По дороге я двумя выстрелами в упор перерубил силовые кабели. Упала мгновенная темнота.

Сейчас они блокируют все входы и выходы и подведя временное электричество, будут оттеснять меня в заведомо известный им тупик, где эффектно расстреляют меня у голой стенки. По крайней мере, я бы действовал именно так!