Сейчас Вехс уже не мог припомнить ее имени, хотя многое из того, что было с ней связано, он вспоминал часто и с удовольствием. Например, части, которые он от нее отрезал, были такими же розовыми и гладкими, как внутренняя поверхность этих болтающихся на шнуре раковин. Особенно отчетливо вспоминались ему изящные тонкие руки – почти такие же маленькие, как руки ребенка.

Он был восхищен ее руками. Просто очарован. Еще ни разу ему не приходилось так глубоко и сильно ощущать чью-то уязвимость, как тогда, когда он держал ее хрупкие, дрожащие, но сильные пальчики в своих. Да что там говорить – он замирал, как школьник на первом свидании!

Повесив гирлянду из раковин у себя на веранде в качестве напоминания об адвокатессе, он позволил себе добавить к ней еще один предмет. Вон он висит, на кусочке полинявшей зеленой ленточки, – ее тонкий указательный палец, сохранивший свое изящество, даже несмотря на то что естественный процесс разложения оставил от него одни обызвествленные кости. Все три фаланги – от кончика пальца до костяшки – негромко ударялись то о тонкие чешуйки двустворчатой раковины, то о закрученные спиралью катушки, то о конические раковины морского трубача.

Стук-стук.

Бряк-бряк.

Вехс отомкнул замок и вошел в дом. Дверь он за собой прикрыл, но запирать не стал: ему хотелось, чтобы женщина – если она решится на вылазку – могла проникнуть внутрь беспрепятственно.

Кто знает, на что она отважится, а на что нет?

До сих пор ее поведение неизменно ставило его в тупик.

Он просто восхищен.

Вехс не стал углубляться в затемненную гостиную, а свернул налево, к узкой, ведущей наверх лестнице. Прыгая через две ступеньки и почти не держась рукой за дубовые отполированные перила, он взлетел наверх. В короткий коридор выходили три двери: спальни, кабинета и ванной комнаты. Его дортуар, которым Вехс обычно пользовался, располагался слева.

Оказавшись в привычной обстановке, Вехс бросил «моссберг» на кровать и подкрался к выходящему на юг окну, занавешенному двойной голубой портьерой. Чтобы увидеть внизу свой фургон, ему не понадобилось даже отодвигать штору – две ее части были задернуты неплотно, – и, приникнув глазом к полуторадюймовой щели, Вехс получил возможность наблюдать за ним.

Если только непрошеная гостья не выскользнула из машины сразу вслед за ним, что сомнительно, значит она все еще внутри. С высоты второго этажа он видел через ветровое стекло даже пассажирское и водительское сиденья, однако женщина еще не появлялась.

Вехс достал из кармана пистолет и положил его на столик. Потом сбросил с плеч плащ и кинул его на синелевое покрывало аккуратно заправленной кровати.

Еще раз выглянув в окно, он снова не заметил никаких признаков таинственной женщины, спрятавшейся в стоящем внизу фургоне.

Пожав плечами, Вехс вышел в коридор и отворил дверь ванной комнаты. Белая плитка, белая масляная краска, белая ванна, белый унитаз, белая раковина, блестящие бронзовые краны с белыми керамическими ручками. Все сверкало стерильной чистотой. Даже на зеркале не было ни одного сального отпечатка.

Мистер Вехс всегда придавал особое значение тому, чтобы в ванной комнате было чисто и светло. Когда-то в детстве – сто тысяч лет назад – он жил в Чикаго со своей бабкой. Старуха не могла поддерживать в ванной комнате образцовый порядок, – такой, как ему хотелось, – и в конце концов он не вытерпел и заколол старую свинью ножом. Тогда Крею было одиннадцать лет.

Теперь он протянул руку и, отдернув занавеску ванной, включил на полную мощность холодную воду. Мыться он не собирался, а расходовать без нужды горячую воду не стоило.

Потом Вехс отрегулировал душ таким образом, чтобы вода шла как можно сильнее. Льющаяся в пластмассовую ванну, она наполнила комнату громким шумом. Вехс по опыту знал, что звук разносится по всему дому; даже если дождь барабанит по крыше, его душ шумит и грохочет гораздо сильнее, чем вода в спальне Сары Темплтон, так что его наверняка будет слышно даже внизу. И все же – просто на всякий случай – он взял с полки радиоприемник со встроенными часами, включил и отрегулировал громкость.

Радиоприемник был настроен на портлендскую радиостанцию, круглосуточно передающую новости со всех концов страны. Принимая ванну или сидя на унитазе, Вехс всегда слушал сообщения о последних событиях, однако совсем не потому, что его интересовали последние политические новости или информация о культурной жизни. Просто в последнее время в сводках радионовостей стали все чаще и чаще попадаться сообщения о том, как люди убивают и калечат друг друга, – о войне, терроризме, изнасилованиях, грабежах и убийствах. Когда же в силу каких-то неизвестных причин люди убивали друг друга не в достаточных количествах, на выручку скучающим репортерам приходила природа, подкидывавшая то ураган, то тайфун или цунами, то землетрясение, то новооткрытый болезнетворный вирус. Порой услышанные им репортажи с места происшествия будили в памяти Вехса его собственные похождения – как говорится, «повлекшие многочисленные жертвы среди мирного населения», – и тогда ему начинало казаться, что он сам такое же грозное природное явление, как ураган, самум, торнадо или сорвавшийся с орбиты астероид, дробящий неповоротливые планеты, – сгусток человеческой свирепости, собранной в одном теле. Необоримая природная стихия по имени Крейбенст Чангдомур Вехс.

Эта мысль всегда была ему приятна.

Впрочем, в данном случае программа новостей не всем подходила, и Вехс крутил рукоятку, пока не настроил радио на музыкальную волну. Передавали эллингтоновскую вещь «Сядь на поезд „А“».

Превосходно.

Звуки джаза заставили его вспомнить игру света в точеных гранях хрустального бокала и пузырьки шампанского, стремительно бегущие вверх тончайшими цепочками. Ноздри его словно наяву уловили аромат свеженарезанных лаймов и лимонов. Он буквально ощущал витающую в воздухе мелодию – что-то легкое и летучее, как пузырьки, взрывающиеся на поверхности сильно газированного напитка, что-то такое, что кололо его чувствительную кожу, точно крошечные резиновые шарики или сухие осенние листья, гонимые прохладным ветром. Это была изумительно осязаемая музыка, неудержимая и восхитительная.

Ритмы свинга непременно убаюкают женщину, усыпят ее бдительность. Ей будет очень нелегко поверить, что под такую музыку с ней может случиться что-то плохое.

Отлично.

Вехс быстро вернулся в спальню и приник к окну. Его отсутствие продолжалось не больше минуты.

Дождь хлестал по стеклу, и вниз стекали потоки воды.

Фургон, как и прежде, стоял на дорожке внизу.

Женщина наверняка все еще внутри. Навряд ли она выскочит из машины и помчится не разбирая дороги, куда глаза глядят. Скорее всего, она сперва оглядится и только потом – с великими предосторожностями – выберется наружу. Разумеется, пока он колдовал в ванной, женщина могла выскочить из фургона и проникнуть в дом, но Вехс – оценивая ситуацию с ее точки зрения и учитывая то, как она вела себя до сих пор, – был абсолютно уверен, что этого не произошло. С его высокого наблюдательного пункта Вехсу был виден не только фургон, но и площадка вокруг него, за исключением мертвого пространства позади кузова. Женщины он не обнаружил.