Шел обратно, теперь точно на выход, подальше отсюда, и опять она. А рядом трое придурков. Тело среагировало раньше, чем мозг. Схватил одного, отшвырнул к стене, пока не в полную силу, но тот отлетел и приложился башкой. Ничуть не жалко, в следующий раз десять раз подумает, прежде чем к ней подойти ближе, чем на десять метров. Два других замерли и переглядываются между собой, все мысли легко прочитать на лицах. Прикидывают, связываться или лучше смыться. Смелые только с теми, кто слабее, ненавижу таких. Готов разорвать каждого из этих придурков, любого, руки так и чешутся. Что ж, давайте, рискните, подгоняю мысленно, а пальцы уже сжались в кулаки.

Перед глазами наш домашний ринг, и я, пятнадцатилетний пацан, лежащий на боку согнувшись от боли, после полученного только что удара в живот. И склоненное надо мной лицо отца: «Держи удар в любой ситуации. Тебе ясно? И будь всегда готов к нападению. Всегда».

Но три идиота смылись, и правильно сделали. Отец остался бы доволен, что так хорошо сработал его любимый прием психологического давления и драка закончилась, так и не начавшись.

Как и всегда при воспоминании о нем, поставил мысленный блок. Это раньше приходилось подолгу приходить в себя, заталкивать воспоминания так далеко, как только возможно, но сейчас научился. Щелк, и нет ничего, белый лист. Не хочу не слышать, не вспоминать ни об отце, ни о его чертовых уроках. Последняя его выходка превзошла все предыдущие и терпение лопнуло.

Развернулся к Оле. Сейчас она похожа на испуганного взъерошенного птенца, смотрит круглыми глазищами, а в них надежда. Она это серьезно? Думает, что раз заступился, теперь упаду к ее ногам и все сразу будет, как ни в чем не бывало? Сможет крутить и вертеть как ей захочется?

Специально грубо и больно схватил за плечо, она поморщилась, но ничего не сказала. Пусть терпит. Потащил ее в гущу народа, к подругам, и пусть сама разбирается что делать дальше, мое же терпение на исходе. Осточертела эта музыка, духота, этот клуб и вообще все на свете.

Наконец, вырвался на воздух и вдохнул полной грудью. Окинул взглядом парковку в поисках мотоцикла, пока не вспомнил, что приехали на такси. Вот ведь б*ть, именно тогда, когда мне до зарезу необходима дорога и скорость.

Пошел по улице быстрым шагом, хоть какое-то движение, минут через тридцать и правда стало лучше. В голове малость прояснилось, так что можно полностью себя контролировать и воспользоваться транспортом.

Завтра заберу байк, и пусть катится к черту со своими закидонами. Спорила? Скучно стало? Что ж, надеюсь, она вдоволь посмеялась, пока строила свои планы.

Соскочил с автобуса специально на две остановки раньше, чтобы еще пройтись. Несмотря на все попытки успокоиться, злость, сожаление и обида, начали затоплять, как только тело осталось без движения.

В квартире стало только хуже. Метался в четырех стенах как загнанный зверь, а толку никакого. Подтянулся на турнике под сотню раз, стало немного лучше. А потом лежал поперек кровати сверху покрывала, лень было даже раздеваться, и тупо пялился в потолок.

Столько времени не думал об отце из-за того, что зол как черт и на него, и на его гребаные методы воспитания. Но лучше думать о нем, чем об Ольге. Потому что о ней не могу.

* * *

Итак, отец. Жесткий профиль, внимательный цепкий взгляд из-под густых бровей, издевательская усмешка, когда ему удается нащупать слабые места собеседника. А ему всегда удается. И не собеседника — противника, для отца каждый человек априори враг. Когда кто-то говорит, что мы очень похожи, проглатываю с трудом. Мне далеко до него, и я не хочу быть таким же жестким и беспринципным. Худощавая подтянутая фигура, расслабленная поза, но кто знает его чуть лучше, поза хищника перед прыжком. Никогда ни при каких обстоятельствах нельзя расслабляться в его присутствии и поворачиваться к нему спиной. Пойдет по трупам, если надо добиться своего. И он всегда добивается. Любыми методами.

Он не сразу стал таким, наверное, но я знаю его таким. Мать не помню. Как-то в приступе откровения, а может потому, что был пьян, он рассказал подробности. Думаю, рассказал сознательно, потому что и в пьяном виде он отлично контролирует себя, не суть.

— Она сбежала с одним придурком, потому что у того оказалась куча бабла, а мы в то время снимали комнатушку на окраине и у меня была хреновая работа, — он невесело усмехнулся и продолжил, — бросила обоих, и тебя и меня, ради гребаных денег. Только не успела попользоваться.

То, что мать разбилась в автомобильной аварии много лет назад я знал и раньше, без подробностей. Оказывается, вот что.

Помню неделю ходил сам не свой, не так приятно осознавать, что мать тебя бросила, променяла, а потом просто забил. В конце концов, я совсем ее не знал, и как было на самом деле уже не спросишь. С отцом непросто — жесткий, циничный, непредсказуемый. Но если так и есть, если все дело в деньгах, она здорово просчиталась.

Не знаю, где мы там жили раньше, плохо помню, и несколько лет он действительно много работал, так что я был предоставлен няням или сам себе. Но сейчас это огромный особняк, а у отца столько денег, что хватит на десять жизней вперед. Окружил себя роскошью и считает, что мир вертится вокруг него. А в последние годы, видно от безделья, вдруг решил озаботиться моим воспитанием.

Пришла идея учить меня драться. Я итак неплохо с этим справлялся, когда было надо, но он заставлял тренироваться каждый день.

Вот мы с ним кружимся по рингу, мои руки в крови, болит каждая мышца, а он наносит удар за ударом.

— Ну, давай, нападай, или ты тряпка? — орет он и снова наносит удар.

Я падаю на мат, урок длится второй час и сил уже не осталось. Против отца попрет не каждый взрослый мужик, а что говорить о пятнадцатилетнем парне. И вроде по виду не скажешь, многие обманываются, глядя на его худощавую фигуру. Но двигается молниеносно и бьет только в нужные места, каждое движение просчитано.

На теле ни одной живой мышцы, не знаю, как я нахожу в себе силы, но начинаю подниматься. Сначала руки. Медленно, сжав зубы, потом колени, еще немного, уговариваю себя, но как только поднимаюсь на ноги, получаю следующий точно рассчитанный удар. Снова валюсь на пол как подкошенный.

В голове мутит, вижу словно в тумане как надо мной склоняется лицо отца с презрительной ухмылкой на губах.

— А знаешь, почему ты не можешь победить? Думаешь, потому что я сильнее и выносливее тебя?

Отстраняется на секунду и снова его лицо совсем близко.

— Нет, дело не в этом. Просто тебе есть что терять.

Отходит на шаг и дает мне время сфокусировать на нем взгляд.

— Вот тебе урок. Дерись так, будто тебе нечего терять, и ты победишь.

И он уходит своей пружинистой походкой.

Ненавидел его тогда, за его самоуверенность, за наглость, но со временем признал, что эти навыки выручали не раз.

* * *

Заснул только под утро, а когда проснулся, время перевалило за двенадцать.