Я молча поклонилась.

— Это великолепная партия, княжеский род.

Снова молчание.

— Огромное состояние, превосходный брак.

Я ничего не отвечала.

— Как! Вам и этого мало?

— Однако, сударыня, почему вы ничего не говорите мне о муже?

— По-моему, я не говорила вам ни о чем другом.

— И все же…

— Великолепная партия, княжеский род, огромное состояние, превосходный брак.

— И что же дальше?

— Как, что дальше?

— Да, я повторяю: а кто же муж?

— Муж! Поистине, мадемуазель, вы шутите.

— Сударыня, я уверяю вас, что я отнюдь не шучу. Кто этот счастливый господин, которому я предназначена, тот, что сочетает в себе все эти совершенства?

— Вы его знаете, он не может вам не нравиться: это князь Монако.

Я прикусила губу, чтобы не отвечать; мне хотелось увидеть, что за этим последует.

— Вы ничего не говорите?

— Нет, сударыня.

— Вы недовольны?

— Нет, сударыня.

— Я надеюсь, вы не собираетесь отказаться?

— Напротив, сударыня.

— Вы отказываетесь?

— Безусловно.

— Вы не желаете быть княгиней Монако?

— У меня нет на это никакого желания.

Матушка и г-жа де Баете дружно вскричали, а затем поочередно стали засыпать меня вопросами:

— Стало быть, вы не исполните волю господина маршала?

— Неужели вы отвергаете такое предложение?

— Разве вы не понимаете, сколько преимуществ оно вам обещает?

— Ах, мадемуазель, разве для этого я вас растила?

— Надеюсь, вы растили меня, чтобы я была счастливой, сударыня.

— Разве вы не станете счастливой?

Они продолжали надоедливо уговаривать меня, расхваливая княжество, состояние князя, преимущества этого брака и прочее. Меня это отнюдь не привело в восторг; вместо ответа я лишь покачала головой, что означало: «Мне все известно, и я отвергаю это предложение».

— Скоро приедет маршал, мадемуазель, — промолвила матушка обиженным тоном, — неужели вы дерзнете сказать ему то же самое?

— Как и вам, матушка.

— Вот увидите, потребуется приказ короля, чтобы выдать ее замуж!

— У вас есть для меня еще какие-нибудь распоряжения, сударыня?

— Никаких. Однако подумайте хорошенько. Таинственное дело кающегося грешника из Авиньона так и осталось нераскрытым; ваш отец ничего не знает, и я собиралась это от него скрыть; если же вы станете упорствовать, настаивая на своем, я все ему расскажу.

— Отец лишь посмеется над этим, сударыня, я знаю его лучше вас.

Я вернулась к себе и не выходила из комнаты целый день, отклонив приглашения на обед и даже на ужин; мне принесли еду, ноя ни к чему не притронулась; я жила лишь ожиданием ночи и того, что мне предстояло узнать. Слуги обсуждали причины моего уныния, поскольку я вернула им всю еду, не отщипнув от нее ни крошки (это было выражение Блондо); вследствие этого сильно любившая меня матушка обеспокоилась и явилась ко мне в комнату; что касается г-жи де Баете, она продолжала на меня сердиться.

Маршальша осведомилась, не заболела ли я, и стала ласково расспрашивать меня о моем здоровье. Убедившись, что я не больна, она вновь напустила на себя важный вид и удалилась, напутствовав меня на прощание следующим образом:

— Мадемуазель, Божья заповедь гласит: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле». Вы страдаете из-за того, что проявили непослушание.

Мне казалось, что вечер тянется бесконечно. Я прислушивалась ко всем звукам до тех пор, пока они не стихли, и как же сильно билось при этом мое сердце! Блондо пыталась меня развлечь, но я ничего не слышала, я продолжала ждать! То было уже не сладостное чувство, как во время свидания с Филиппом, забравшимся ко мне по смоковнице, то были прямо противоположные ощущения, испепелявшие мои сердце и мозг: меня леденило пламя, я содрогалась от жгучего озноба. Я едва могла дышать и ничего не говорила; только одно имя было у меня на устах, лишь один образ стоял у меня перед глазами. Ах! Как же сильно я его любила!

Блондо трижды спрашивала меня, не пора ли ей идти, а мне хотелось и отсрочить, и ускорить час свидания. Я махнула рукой, чтобы она действовала по своему усмотрению. Девушка тихо отворила двери, прошла два шага по коридору и вскрикнула, тотчас же подавив этот возглас. Я решила, что наша тайна раскрыта, и стала терять сознание, но тут передо мной возник кузен и бросился к моим ногам: он был, как и я, вне себя от волнения.

— Кузина! Кузина! — воскликнул он. — Очнитесь, это ваш верный раб, тот, чья жизнь принадлежит вам, и он вам в этом клянется.

— Ах! — вздохнула я. — Я возвращаюсь издалека, я была при смерти.

Блондо расположилась в прихожей, поставив свое ложе поперек двери; на всякий случай мы открыли заколоченный выход, который вел по небольшой лестнице в просторный зал Академии, расположенный этажом выше. Когда мы были детьми, мои братья и Лозен устраивали в нем игры; теперь там царило полное запустение. Таким образом, мы могли не бояться, что нас захватят врасплох. Я усадила Пюигийема рядом с собой и с присущим мне нетерпением потребовала от него рассказать об обещанных им средствах. Я поведала ему об утреннем свидании с матушкой и гувернанткой, а также о своих опасениях и страданиях. Кузен молча целовал мне руки.

— Да говорите же! Говорите! — воскликнула я.

— Сейчас скажу, просто я размышляю. Да, есть два надежных средства.

— Что это за средства?

— Первое — позволить мне вас похитить. Мы можем сбежать в один из вечеров, укрыться в горах, а затем сдаться.

— Да, я думаю, им придется нас поженить.

— Придется! Несомненно. Перед нами пример мадемуазель де Монморанси-Бутвиль и господина де Шатийона; но, возможно, мы находимся не в равных с ними условиях, и к тому же им с трудом удалось достичь своей цели. Господин принц, который был тогда в большой милости, едва уберег господина де Шатийона от пребывания в Бастилии, а ведь господин де Шатийон был из рода Колиньи!

— Это так.

— Брак свершился, и все же, если бы победоносная шпага Рокруа и Ланса не легла на чашу весов, госпожа де Бутвиль все равно, несмотря ни на что, расторгла бы эти узы. Неужели маршал де Грамон окажется более покладистым, чем госпожа де Бутвиль? Как вы полагаете, кузина?

Я опустила голову, поскольку знала своего отца. Эти кажущиеся правдоподобными доводы заставили меня замолчать, так как я верила Лозену; впоследствии, обогащенная опытом, я все поняла. Граф действительно хотел на мне жениться, но лишь с согласия моей семьи; больше всего его привлекали во мне богатство и власть. Однако, если бы маршал подверг нас гонениям, кузен не получил бы ни того ни другого. Это его не устраивало. Чтобы добиться своего, Пюигийем проявил недюжинную ловкость, и если ему не удалось в этом преуспеть, то получилось так потому, что он имел дело с одним из тех людей, кто опровергает любые расчеты и не позволяет заранее предугадать, чего от него следует ждать.